Клонился к концу февраль. Мороз ударял в окна и изрядно бил в закрытые от вьюги двери, не желая уступать дорогу весне. Земля всё ещё была покрыта мягким покрывалом, которое не успевало растаять за те короткие солнечные дни, когда лучи весело играли, отражаясь блеском на снежинках, а только ещё больше росло ввысь, возводя высокие сугробы, стремящиеся будто коснуться небосвода своей макушкой.
По вечерам Михаил, освободившись от работы, и Максим, покончивши с учёбой, водили Светлану по заснеженному двору, протаптывая перед ней тропинку.
Как-то раз, когда Михаилу дали заслуженный выходной, он со Светланой решил покинуть привычную зону обитания и пойти к нему домой. Сонный вечер быстро опустился на крыши домов. Ветер стих, слышался лишь скрип заледеневших ветвей.
Фонари слабо горели над головами, освещая лишь снежинки, пролетавшие около высоких столбов.
Молодые люди шли медленно по заметённой, кое-где расчищенной соседями и проезжающими машинами дорожке мимо других жилищ, в окнах которых брезжился свет от включённых телевизоров и зажжённых ламп, мимо застывших сиреней и дубов. Светлана чувствовала, будто совершает побег из тюрьмы на свободу. Зимняя свежесть окрыляла, заставляла скорее скрыться в тёплом убежище.
Девушка так сбегала не в первый раз. После очередной стычки родителей, когда тёти Оли уже не было рядом, маленькие Света и Максим спешили к тёте Олесе и дяде Косте, чтобы переждать опасность. В соседском доме они чувствовали бескрайнее умиротворение и безмятежную радость. Играла музыка, говорило радио. Хотя телевизора тогда не было, слишком дорогое удовольствие для семьи Миши, это не мешало детям весело проводить время. В доме Светы и Максима телевизор был, их папа зарабатывал достаточно. Но мог ли этот телевизор заменить им радость, покой, любовь отца, спокойствие матери, крепкую семью? Никак нет. Пустая коробка, «дарящая» лишь видимость счастья. «Я пошёл и пристрелил коварную бестию — телевизор[1]», — писал Рэй Брэдбери.
И каждая мысль о том, что нужно будет всё равно вернуться туда, где царит хаос и страх, играла на нервах, как музыкант на скрипке, царапая тонкие струны смычком. Так им не хотелось покидать этот дом добра и света, дом, в котором всё было пропитано любовью и нежностью.
И вот сейчас, счастливая тому, что наконец антураж сменится, чувствуя небывалую лёгкость, девушка почти бежала, крепко держа за руку Михаила, к спасительному строению, как к Ноеву ковчегу.
Всего несколько шагов, чтобы дойти до крыльца, а раньше казалось, что идти нужно было очень долго. Знакомый забор с его торчащими острыми досками, с облезшей красной краской, знакомые, не раз испытавшие на себе лёгкую ножку девушки ступени, ведущие к двери, и протёртый, занесённый толстым слоем снега поручень. Порог со ступенькой и особый запах старины и уюта. В каждом доме пахнет по-своему, и этот аромат невозможно описать словами. Это одновременно и свежеиспечённый пирог, и старые терпкие духи, и стиральный порошок…
Светлана и Михаил сняли с себя верхнюю одежду. Вешалка обновилась женским коричневым пальто и вязаной чёрной шапкой.
Девушка шла вперёд и вспоминала расположение комнат, ощупывая руками стены со старыми обоями, которые клеили родители юноши, когда только купили этот дом.
-А тут окно, да? – спрашивала она. – А тут кухня? А там в конце коридора твоя комната? А это зал, вот тут кровать. А рядом кресло-качалка. Слева стол, в углу телевизор. Рядом комод, на нём стоял магнитофон.
-Теперь вместо кровати и кресла стол. А всё остальное осталось так, как было. Магнитофон теперь у тебя, — объяснил Михаил.
-А куда ты переставил кресло и кровать?
-Никуда, вынес их.
-Зачем?
-Мешали своим прошлым в настоящем.
Они долго пили чай, слушая как ветер хлещет в ставни и в батареях течёт вода. Умиротворение парило в воздухе. Во всём прослеживалась идиллия: в освещённости кухни, в запахе затяжного печенья, во вкусе сладкого чая с мятой, в позе девушки, в положении её рук и расслабленных бровях, которые наконец-то уняли напряжение.
Странно — как осветился дом. Пришло новое движение, новые мысли, взгляды, какие-то другие, но такие одновременно знакомые и даже родные черты.
Что для одного погибель, для другого свобода. Светлана видела спасение в доме, который Михаил считал темницей, и, наоборот, юноша стремился пребывать в жилище девушки, которое для неё являлось олицетворением тюрьмы.
-Как ты без мамы? – искренне поинтересовалась девушка.
Михаил понимал: отвечать нужно откровенно. Кому ещё он сможет открыться в большей степени? Он без стеснения начал:
-Сейчас уже лучше…, — он помешивал сахар в кружке. — Но всё равно тоскую… Потому-то я старался как можно раньше избавиться от всего, что давило на меня плохими воспоминаниями. Потому-то я и вынес ту мебель, она видела много смерти. И знаешь, стало легче.
-Мы нечасто об этом говорили. Я узнала обо всём от мамы, но, прости, говорю честно, когда это со мной случилось, я перестала обращать на чужое горе внимание. Я была так погружена в себя, что думала, будто моя беда самая страшная… Теперь понимаю, что это не так. Я ужасная эгоистка. Для меня с Максом твои родители всегда были идеальной парой…, — мурашки побежали по телу. — Знаешь, мне раньше так хотелось жить в твоей семье. В ней не было того, что, увы, было в моей…
Нужно было сменить тему, и они решили повспоминать весёлые моменты из прошлого. Они всплывали яркими картинками в головах обоих. Какие песни они вместе слушали, что смотрели по телевизору…
-Помнишь, мы часто смотрели на кассете «Как украсть миллион»? – напомнил Михаил и откусил печенье.
-Да, помню. Мой любимый. А какие там мелодии красивые…
Он кивнул, пережевывая сладость.
-Давай посмотрим? – предложила вдруг Светлана.
Юноша чуть не подпрыгнул, но, умалив волнение, выдавил:
-Ты хочешь?
Инициатива теперь исходит от неё. Значит, надежда есть.
-Да. Я помню его наизусть. Буду слушать и представлять.
В первый раз Светлана решилась на что-то новое сама. Порыв, вызванный откровенным разговором, заставил её победить слабость и уверенно заявить о своём желании.
Монитор ноутбука ярко засветился, даруя мерцание тёмной комнате. Шторы на окнах были занавешены, так что ни пучка света не могло попасть внутрь. Молодые люди сидели на кровати с мягким матрасом и упирались спиной в плотный настенный ковёр с густым ворсом, который покалывал им незащищённую одеждой шею.
Так они любили сидеть в детстве и смотреть диафильмы. На стену тётя Олеся и дядя Костя вешали белую простынь, а на табуретку устанавливали диапроектор. Кадры сменялись на «экране», а взрослые зачитывали титры, возникающие на картинке…
Наконец Михаил включил фильм и прибавил громкость. Часы летели незаметно. Светлана вспоминала киносцены, затёртые до дыр давным-давно. В некоторых моментах её сердце колотилось с такой силой, что дрожала вся грудная клетка. Улыбка то и дело скользила по лицу. Иногда, даже в смешные моменты, на глаза наворачивались слёзы… Это сложно объяснить… Это словно возвращаешься туда, где тебе очень хорошо, где тебя окружают родные люди. Так и этот фильм. Место действия, будто ты там и в правду был или даже, возможно, жил. Герои, ставшие такими близкими… И мелодии…Мелодии, ставшие гимном души.
Михаил, поглядывая сверху вниз на девушку, читал все её эмоции. Она была так открыта, так искренна. Он замечал каждое движение её мышц, каждый вздох. Он чувствовал то же, что и она. Его сердце отбивало тот же ритм. Тук-тук. Тук-тук. Так синхронно. Удар в удар. И снова. Тук-тук. Тук-тук…
И оба думали, как давно не были так счастливы.
Прозвучали заключительные фразы, заиграла финальная мелодия, главные герои выехали со двора особняка на оживлённую дорогу на своём жёлтом Ягуаре 1965 года.
-Вот и конец…, — выдохнула Светлана. – Слишком уж быстро…. Так не хочется домой…
Девушка перебирала в голове всякие причины, чтобы остаться хоть на минуту. Как вдруг вспомнила. Песня!
-А помнишь главную песню из фильма? Она играла после фильма на кассете.
-Песня? – юноша напряг лоб. -А-а-а, помню, конечно. Может, сейчас получиться найти. Давно её не слушал.
Михаил пробежался пальцами по клавиатуре и открыл первый сайт.
-А вот и она, — он навёл курсор и нажал на play.
Заиграла музыка. Светлана, окрылённая фильмом и любовной линией между его персонажами, представила себя героиней Одри Хепбёрн, встала с кровати и начала водить руками по шторе, качаясь из стороны в сторону. Юноша поднялся вслед за ней. Ощутив его присутствие, девушка повернулась и улыбнулась сквозь темноту.
Молодые люди двигались медленно и осторожно, касаясь спинами плотной охристой материи, скрывающей зимний холодный вид из окна.
Чарующая музыка ласкала уши и отдавалась в сердце. Атмосфера фильма будто передалась обоим и зависла в воздухе. Время остановилось, как тогда, когда они танцевали в первый раз. Вдохновлённая Светлана парила, как мягкое облако, а Михаил нежно держал её. Когда-то его родители так же танцевали под эту песню. Полный чистого счастья, юноша будто ускользнул на минуту в то время. Но каждое движение Светланы возвращало его обратно. Поворот головы, касание ладонью – каждое её движение говорило с ним, напоминало – счастье есть и сейчас, оно в твоих руках. Не уходи от него в царство грёз. Пока это бесценное сокровище рядом с тобой, оставайся с ним. Не меняй живое настоящее на сказочное прошлое.
«…When two lovers meet…
Когда двое влюблённых встречаются…[2]» —
шептали голоса в песне, врываясь в тишину. А молодые люди продолжали кружиться, как в музыкальной шкатулке, заводимой маленьким ключиком.
От мелодии у Светланы проступили слёзы. Так не хотелось, чтобы всё прекращалось.
Но вот начал играть, увы, последний куплет. За что музыка заканчивается? За что так предательски обрывается, оставляя ни с чем? Или всё-таки что-то останется? А как же те приятные мгновения, которые хочется повторять вновь и вновь? А то ликование сознания и желание жить? А та ясность мысли и стремление быть рядом с близким человеком? Всё это останется. Память отшлифует острые углы и оставит всё хорошее, что было.
Юноша наклонился к лицу Светланы. Та, загипнотизированная песней, сама было потянулась к нему, но тут же зарделась и спрятала нос в груди Михаила. Она хотела было победить в себе неловкость, но было поздно. Юноша, потерявший надежду и смущённый своим поступком, прижался щекой к волосам девушки и закрыл глаза.
Мелодия смолкла, но оба не хотели просыпаться.
Так они простояли минут пять, затем, безгласно поняв мысли друг друга, прошли по коридору, оделись и покинули дом. Пуская пар изо рта, Светлана и Михаил направились обратно к дому девушки.
«Two lovers stealing through the night
Двое влюблённых крадутся в ночи» —
звучала в голове строчка из песни.
В снегу по щиколотку утопали ноги, в глаза летела белая пыль. Стало намного темнее. Хотя бы на таком фоне свет фонарей казался ярче.
Молодые люди ещё долго стояли на пороге у двери, молча читая мысли друг друга. Слова были не нужны. Их уже произнесли герои фильма. Их уже пропели бархатные голоса в песне.
[1] Цитата из книги Рэя Брэдбери «Убийца»
[2] Строчка из песни «Two lovers» (из фильма «Как украсть миллион / How to Steal a Million»), композитор Джон Уильямс
