Утро постучалось костяшками сжатой ладони в приоткрытое окно, вошло в прохладную спальню, исполненную в приглушённых коричневых и светло-розовых тонах, и застало Светлану уже проснувшейся. И даже не только проснувшейся, а уже стоявшей перед зеркалом в небесно-голубой блузе и кружевной просторной юбке. Девушка переминалась с одной ноги на другую и аккуратно закалывала невидимками сложенный пучок светло-русых волос, слегка поворачивалась и, смотря на отражение, разглаживала складки на тёплой от недавней глажки рубашке. Вид Светланы был свежий, будто она сама только-только расцвела.
«… выйдет сонная, ещё не расчёсанная, на кухню… «, — звучал в голове девушки голос Никиты.
Нет, она решила соответствовать подарку и быть ухоженной и аккуратной. На волосах блеснул солнечный свет. Светлана положила голову себе на плечо и пригладила пряди ладонью, так, чтобы они легли за ухо.
Светлана вышла из комнаты и направилась на кухню, из которой не доносилось ни звука. На столе стояла хрустальная ваза, искусно исполненная вручную советским мастером, а в ней цветы, развевающие благоуханный аромат вокруг. В одном из бутонов лежала записка. Её держали крепко-накрепко, казалось, только что раскрывшиеся лепестки.
«Люблю» — было выведено красным маркером. Острые края букв торчали в разные стороны, но создавали свой строгий ритм. Послание было написано скорее всего на ходу и в спешке. Но и этого было достаточно.
Признание вызвало у Светланы тепло в животе и еле ощутимую приятную дрожь. Девушка улыбнулась и остановила взгляд на бежевом столике и смотрела, по сути, в пустоту, так как на секунду позволила себе выпасть из реальности.
Букеты в доме были частым её другом. О бесконечной любви девушки к розам знали все. Если бы её попросили о том, чтобы она рассказала о себе, девушка не забыла бы упомянуть и о них. Молодой человек, одноклассники, в прошлом и отец — все дарили эти колючие, но всё же великолепные источники пьянящего аромата. Брат преподносил их раньше, когда был маленьким.
Как ослеплённый, он мчался к кровати сестры, пока та ещё не проснулась, и шелестел обёрткой, ронял по дороге розовые лепестки, оттого что сильно тряс букет от радости за Свету и от наивного волнения. В его голове всплывали восторженные глаза и ясная улыбка сестры. А что ещё нужно для счастья, когда твой родной человек испытывает неподдельный восторг, когда благодарен тебе?
Сейчас же и юноша, и Светлана чувствовали, что стали очень разными. Вкусы, привычки, повадки — всё в них разнилось. Они были привязаны друг к другу, но в силу того, что считали проявление чувств слабостью, не показывали их. А потом и вовсе забыли, как это, жить в мире с образом мыслей друг друга. С этим приходилось мириться обоим. В быту они почти не общались, давно перестали понимать какие-то поступки ближнего, а только осуждали решения, идущие в разрез с собственными. В общем, жили и рядом, и порознь. Какие уж тут цветы…
В комнату на огорчение Светланы зашел брат.
-С первыми петухами, видно, проснулся. Оперативно сработал, — протяжно произнёс он.
-Ой, Макс, не порть с утра настроение. Вечно любишь так делать.
Девушка взяла из холодильника йогурт, проверила срок годности и опустила баночку на дно своей строгой замшевой пепельно-серой сумки.
-Мама уже ушла? — обратилась девушка.
-Да, — он налил в стакан холодную воду из стеклянного графина. — Сказала, что будет поздно, — Максим осушил стакан одним глотком, почесал лохматую голову тонкими пальцами и заправил за торчащие в стороны уши тёмно-русые пряди.
Светлана поняла, что больше задерживаться не хочет и, избегая неловкое молчание, проговорила:
-Хорошо, я до 16:00. Если что, ключи у меня есть.
Они коротко и ясно распрощались. Девушка уже спешила выйти из тихого, уютного, но вместе с тем скучного и безмолвного дома, который вроде и манил вернуться и лечь в кровать и бессмысленно смотреть в телевизор, а вроде и показывал, что, если не хочешь опуститься до состояния амёбы, иди и действуй, а поспать ты можешь ночью, расслабившись в тишине и покое под треск веток за окном.
На улице ей уверенно пожал руку тёплый ветерок, пришедший с юго-запада, и потрепал выпавшие пряди.
Сад ещё цвёл. Если бы никто не знал, что уже началась осень, то подумал бы, что только разгоралась весна. В ореоле раскидистого абрикосового дерева стояла деревянная лавка. Девушка бросила на неё молчаливый взгляд, вздохнула о том, что не сможет посредством неё соединиться с чистым миром природы и свободного полёта мысли, и прошла мимо притягательного объекта по направлению к воротам.
Никита уже стоял у приоткрытой двери забора, опираясь на металлические основания, показывая, что он уже тут давно, и улыбался, сощурив глаза от солнца. Ростом он был выше Светланы, но не сильно, хотя ей это даже нравилось — удобнее было заглянуть в глаза, достать до густых волос рукой, обхватить шею.
-Доброе утро, — Никита опустил голову на плечо, прячась от палящих лучей, и отодвинул дверцу.
-Доброе, — девушка дотронулась локтем его руки и коснулась своим носом кончика его носа. -Спасибо большое. Они очень красивые.
Он смутился и захлопнул ворота за спиной девушки.
-Как настроение? -он положил руку на плечо Светланы и самую малость сжал её. — Первая пара ещё никого не радовала.
-Теперь-то хорошее настроение мне обеспечено.
Она решила заглянуть в глаза юноши, но тот не откликнулся на взор. Он смотрел под ноги на пыльный тротуар, по обеим сторонам поросший сорняками с широкими листьями и ужасно колючими стеблями.
-Смотрел вчера «Пятый элемент»? -начала девушка смущённо и тихо, как бы укоряя себя за ту неудачную попытку поймать его взгляд и стараясь обратить на себя внимание словами. — Его часто начали показывать.
-Ага, хорошо с отцом посидели.
-А я дома одна была. Одновременно делала презентацию. Макс ушёл куда-то. Поздно вернулся. Эти ночные походы уже все нервы у мамы забрали. И без этого ей трудно.
-Да ладно. Пусть живёт, пока есть хоть какая-то свобода. Не держите его. Хочет уходить-пусть уходит. Всё-таки уже не маленький. Любите же вы, женщины, всё драматизировать, держать нас на привязи, будто мы озверевшие собаки. Первое время мы сидим смирно, потом скулим, мечемся, а в конце разрываем и цепь, и тех, кто вокруг.
Девушку поразил сначала простой, халатный, а затем жуткий ответ. Но она решила не придавать этому большое значение, а лишь произнесла:
-Интересная мысль, запишу её. Может, если ты поусердствуешь, то наскребём тебе на цитатник.
-Хм, а я не против. Хорошие мысли ещё никому не помешали. — Никита взмахнул рукой. — Если они, конечно, обдуманны на свежую голову и не с похмелья. Ну или не в состоянии безудержной любви ко всему вокруг. Тогда-то и кажется, что всё прекрасно. И рождение, и смерть, и сила, и опустошение. Ты добр ко всему…
Невероятный, он, несомненно, сошёл со страниц романа. А какой слог. А какие мысли…
-Вау, ещё одна цитата. Помедленнее, я не успеваю записывать, — улыбнулась девушка.
Никита ухмыльнулся.
-Доставай тетрадь, я подожду.
-Возьмёшь меня в редакторы?
-Подумаю. Ты больше подходишь на роль юной девицы, которая запоем читает мою книгу, проникается каждым моим словом, а потом блуждает, обновлённая и вдохновлённая.
-Как-то посредственно, — девушка сыграла обиду, — но тоже впечатляет.
Деревья и здания оставались позади, а новые виды захватывали взор пары.
В этих тенистых аллеях крылась какая-то чудесная неопределённость, неуверенность. Что же будет дальше? Пойдёт ли дождь и унесёт в вихре листву, только что коснувшуюся земли? Пойдёт ли град и разобьёт стёкла машин, а ветер растерзает тонкие и обессиленные ветви? А может, солнце станет палить с большей силой и не оставит места на лазурном, цвета глубокого океана, небе коварным облакам, собирающимся совершить скверный поступок и обрушить мокрые крупные капли.
Так же Светлана не знала, что ждёт её. Как жаль загадывать что-либо, а потом безвозвратно терять. Терять и корить себя за то, что соорудил для себя бумажные замки, невидимые чудесные планы и сам поверил в их сущность. А их нет. Это иллюзия, сотворённая жаждущим перемен сознанием. Они не повторятся в реальности со стопроцентным сходством с выдуманной картинкой. Эту горькую правду лучше принять сразу, поселить в себе семя настоящего, нелживого.
Но девушка не могла не строить для себя таких иллюзий: они помогали ей жить легче, переносить тяжёлые времена, отнимающие душевные силы и убивающие нервную систему. Это было лекарство от грусти, чувства опустошённости, от упадка сил и энергии. Но девушка знала множество случаев, когда люди поднимались по лестнице фантастического, придуманного и падали… И боль от этого падения поражала не тело, а душу… Душа ныла… И корила себя, обещала, что в следующий раз подобного больше не повторится. Но человек, увы, редко учится на своих ошибках. Он прощает себе ещё один промах. И всё начинается с самого начала…
Она часто задавалась некоторыми вопросами, они мучали её с самого начала отношений с Никитой. Всегда ли он будет рядом с ней таким галантным, харизматичным, заботливым? Всегда ли будет приносить розы и ждать около дома? Всегда ли будет дарить комплименты, нежно целовать? Всегда ли будет рядом, как сейчас? Не могли ответить на этот вопрос откровенно ни он сам, ни она. Никита мог начать льстить, обещать что-то неопределённое. А мог и сказать правду. Но кто уверил бы её в том, что он не лжет? Она доверяла ему. Мать ей часто говорила, что открывать душу в полной мере нельзя никому. И в каждом разговоре девушка понимала, что говорить можно, а что нельзя. Но внутри срабатывал какой-то механизм, что-то замыкалось. Ток поступал по всему телу, и Светлана озвучивала совершенно лишнее и личное. А потом сидела и краснела, осуждая себя за такую малую, но всё же глупость.
В голове девушки творился такой бардак почти всегда. Она не могла просто отпустить все мысли, жить дальше. Они давили на неё и захлёстывали с каждым разом всё сильнее. От этого начинало стучать сердце чаще, дрожь пробегала по тёплой коже, комок подходил к горлу.
Но вот она ловила на себе его влюблённый взгляд, слышала голос, ласкающий уши, и в ту же секунду таяла. Ну что может пойти не так? Что случится? Она так мало знала и так мало могла предположить. А вдруг она не объективна? А вдруг слишком требовательна? У кого узнать правду? На кого положиться? Только на чувства. На чувства, которые правили разумом, которые подавляли плохие мысли. На чувства, которые не знали, увы, ни тёплых вершин около жаркого восходящего солнца, ни морских глубин, до которых не достаёт даже небольшой проблеск света.
Она жила по сценарию любовного фильма, и ей не хотелось всё равно ничего менять.
«Пусть пока так, а потом я подумаю,» — на этой мысли Светлана останавливала свои размышления и продолжала рисовать в сознании образ Никиты.
Юноша и девушка молчали весь оставшийся путь до института. Около здания взгляд Светланы задержался на клумбе с георгинами, прекрасными сиреневыми цветами, тянущимися к лучам солнца.
«А розы намного нежнее» – подумала про себя она.
Никита распахнул перед девушкой дверь. В нос ударил едкий прогорклый запах краски. На втором этаже облагораживали стены коридора. Магнитофон, стоявший на столе охранника, вещал о погоде в регионах. Сам мужчина, томно нависая над газетой, сосредоточенно вписывал буквы в клетки сканворда, шелестя плотными коричневыми страницами и царапая их шариковой синей ручкой.
Представляя, что этот вездесущий, мерзкий, тошнотворный запах будет их преследовать везде и всюду достаточно долго, молодым людям ничего больше не оставалось кроме как смириться. Они провели на занятиях в институте почти весь день, отгоняли от себя мысли о краске, стоя около открытого окна и вдыхая свежий воздух, и полностью поглощались своими чувствами.
