Холодная запеканка была божественна. Клубничный джем раскрывал молочный привкус творога и добавлял сладости блюду. За окном пробегал вечерний ветерок.
Юноша и девушка расстались, когда ночь уже вовсю властвовала над домом. У обоих на губах остался красный след от ягод.
Спустя некоторое время в коридоре послышались шаги. Кто-то старался идти так, чтобы оставаться незамеченным. Фигура медленно блуждала, пока не наткнулась на дверь. Светлана, узнав в этом тихом партизане своего брата, только устало вздохнула, стирая от липкой клубники рот белой вафельной салфеткой.
Перед сном девушка вновь вспомнила Михаила. Его тревожное и печальное лицо пугало. Юноша всегда казался ей беззаботным весельчаком, который мог обернуть всё шуткой, от него веяло какой-то неопровержимой уверенностью. Одним своим видом молодой человек вселял доверие.
-Всё будет хорошо, — гарантировал он.
Михаил был всегда на позитиве, в бодром настроении, все трудности встречал стойко.
Может, жизнь в очередной раз проверяет его на прочность? Выстоит ли он теперь?
«Надо расспросить завтра всех, кто может что-то знать. Может, получится помочь, если это нужно», — этими мыслями девушка успокаивала себя перед сном.
Светлана проснулась поздно, занятия начинались после полудня. Дом пустовал, всё было тихо. Лишь капли воды из крана падали в грязную тарелку, оставленную братом в раковине. Кухня пропиталась запахом закипевшего молока и манной крупы.
Ночью прошёл дождь, отчего из окна изредка попадал прохладный порыв воздуха. Медленно наступал октябрь. Листья, поцелованные знойным солнцем, желтели, покрываясь золотыми корочками, и падали. Они долгое время держались своими тоненькими руками за ветки, но потом всё же отпускали сучки и ложились на мягкую землю.
Осень сулила уют и теплоту — то состояние, когда тебе грустно от темноты в утренний час, от непрекращающегося, вечного дождя, желающего смыть корки асфальта и унести их в безумном потоке, от шуршания листьев друг об друга, но вместе со всем этим и хорошо, приятно. Находясь в этом настроении, девушка молча глядела на невысохшие с долгой ночи лужи.
День поздно начался и поздно закончился. Пары тянулись до шести вечера, поэтому студенты, уставшие от учёбы и сырости, не спеша вываливались из здания института.
Никита, торопливо надевая олимпийку, произнёс:
-Я на волейбол. Напишу перед сном.
Напоследок он только чмокнул её в макушку и побежал к группе юношей, уже кучковавшихся невдалеке под молодым ясенем.
Девушка осталась на крыльце около ступенек. Юная леди с безумными глазами и длинными чёрными ресницами, которые слипались при моргании, подхватила её справа под локоть и обратилась:
-Может, в кафе по дороге зайдём? Я бы перекусила.
«Снова она. Сначала говорила о том, что Максим слишком много времени тренируется и не уделяет ей всё своё свободное и несвободное время, а теперь, «может, в кафе зайдём?». Ох уж эта двуличность. Хотя я тебя понимаю, но я не такая свинья, чтобы вести себя подобным образом. Хотя… Макс сам всё запустил, это больше его вина. Пока он эйсы[1] бил, она пошла гулять направо и налево.
Но что поделать? Я не могу показаться грубой и отказать. Это их личное дело, а мне хочется расслабить мозг и побыть хоть в чьём-нибудь обществе».
-Да, дома готовить нет большой охоты. Идём.
Обе спустились с каменных ступеней на чистую бетонную плитку. Каблуки оставляли звонкие щелчки. Юбка Светланы длины миди рассекала дующий навстречу воздух, а штанины джинсов приятельницы терлись друг об друга, издавая мерный шорох.
Светлана решила нарушить непродолжительную тишину и, воспользовавшись моментом, обратилась:
-Юль, помнишь Мишу? С нашего класса?
Юля нахмурила брови и прищурилась, рыская в глубинах своей памяти.
-Что-то помню. А вообще я его редко видела. Он же твой сосед через дорогу, если не ошибаюсь. А-а-а, вспомнила. Тёрся около тебя всегда.
-Не тёрся, мы с ним были друзьями.
-Ой, кому ты говоришь…
-Перестань, пожалуйста.
Юля поворотила носом и подняла брови, закатывая глаза, но всё-таки спросила:
-Так что ты хотела от меня узнать?
-Я знаю, что он уехал учиться, а вчера вот вернулся с вещами.
-Отчислили, видимо, — бросила та, чтобы ещё сильнее расстроить подругу. — Хотя в школе учился неплохо. Вдали от маминой юбки растерялся.
-Там, наверно, что-то серьёзное. – Светлана шла и говорила, не обращая внимания на собеседницу. — У него было такое лицо…, — её выражение лица стало ещё мрачнее.
-Так спроси у него сама.
«Так легко и просто».
-Не удобно как-то. Как ты себе это представляешь? «Привет, Миша. А что случилось?»
-Ну не хочешь так, то спроси у Макса. Кстати, он дома?
-Он поздно приходит. А что?
-Да так, не хотелось с ним столкнуться.
«Если не хочешь с ним сталкиваться, то и со мной не надо», — промелькнуло в голове Светланы.
-Его ещё долго не будет, — она не хотела продолжать разговор на эту тему. – Чем планируешь занять остаток дня?
-Идём с Сашей в центральный парк. Там такой красивый фонтан…
В кафе пахло круассанами с шоколадом и кофейными зернами. Бариста, молодой паренёк в зелёной кепке, топая правой ногой в такт песни, которую напевал себе под нос, переставлял чашки в автоматах. Официанты бегали между рядов, лавируя около столов и стульев, как корабль среди торчащих из воды скал. Столики были разбросаны на сияющем полу, выложенном белой и чёрной плиткой, в хаотичном порядке.
Светлана спросила брата насчёт Миши в сообщениях. Ответа не было – смс оставались непрочитанными. Из головы вылетело, что он в данный момент был на тренировке.
-…И стоим мы, значит, около лавки. Таня достаёт из куртки бутылочку белого, Ангелина стаканчики, ну а я просто жду начала… А к нам тут подсаживается группа каких-то школьников. «Хотите, — говорят, — мы добавим?» Ну, думаю, что вы там пьёте, мальчики? А у них губа не дура. Видно, стащили у родителей из бара. Зато как себя вели… будто сами купили, ну честное слово. Ну мы не побрезговали. Ангелину один потом домой отвёл, потому что та перебрала немного, а другой ко мне, конечно, приставал, но до дома я добралась одна.
-А хотела не одна? — кусая нежный влажный ежевичный кекс, поинтересовалась Светлана.
Юля откинула чёрные волосы за спину и осмотрела малиновую тарталетку.
-Хотела бы, да только Сашка узнает, скандал будет. А он в это время меня в другом месте ждал. Если и гулять, то по-тихому. Не хочу ссор, знаешь?
«Не знаю. И надеюсь, что никогда не узнаю…» — думала Светлана.
-Конечно, — кивнула она. – Как у вас с Сашей?
-Да, как всегда, тихо и пресно. Как в нашем городском музее. А у вас?
-У нас нормально, — глядя на тёмно-фиолетовую начинку, ответила девушка. – Скоро у Никиты соревнования. Наша команда по области второе место в прошлом году заняла. Все радовались, а он со мной весь вечер не говорил. «Не мог стерпеть ошибок остальных ребят», — как он сказал потом, когда остыл. Да я и сама видела, один за всех отдувался.
-Он просто никому не давал играть.
-Вот неправда. Он старался.
-А Макс-то что подкачал?
-А он и не подкачал. Просто Никита максималист. А Макс другой. Он играет для себя. И не ждёт, когда его похвалят.
Смеркалось. На счастье Светланы, Юля предложила разойтись по домам.
«Как я устала от неё, кто бы знал, — думала Светлана. – Всё, в следующий раз, скажу, что занята…».
Спустя время она вернулась к этой мысли.
«Нет, я опять пойду с ней, потому что больше не с кем. Потому что за пределами института я мало кому нужна. А может, когда-нибудь, я вообще стану никому не нужна?.. Нет… Кто-то же останется».
Никита… она не хотела думать о нём сейчас, так как знала, что если подумает, то фильм пойдет не по сценарию и его не будет тогда рядом, а если не подумает, то…. А как её рассуждения поменяют его желания и мысли? Как повлияют на поведение?
«Лучше уж не думать об этом…» — заключила девушка.
Пахло сыростью и дождём. Почва размякла, в густой каше вязли листья клёна. Вокруг чувствовалось смирение с будущими холодами и долгой разлукой с беззаботностью теплоты. Смирение. Смирение во благо — высокое качество, требующее огромных сил, железной воли и немалого терпения. Смирение в убыток — просто лень, которую люди завуалированно называют безропотностью, покорностью воле других, с целью возвысить себя в своих собственных глазах. Диаметрально противоположное объединяет такое простое и, казалось бы, посредственное. С одной стороны, смирись с холодом, ведь ничего не сможешь сделать, чтобы заставить стрелу времени лететь в обратном направлении, но не впадай в уныние и радуйся настоящему, ищи в нём прекрасное, а с другой стороны, смирись и ничего не делай, сложи ручки и ходи печальный под широким зонтом из дешёвого нейлона. Смирись, однако вложи в это чувство только положительное, то, от чего не захочется закопаться навсегда под груду мокрых, уже разлагающихся листьев.
Капли начинали стучать по тонким побегам небесных и молочных георгинов. Светлана ускорила шаги. Каблуки оставляли на влажной земле круглые неглубокие лунки. С листьев берёз вода стекала на незащищённую голову и скрытые джинсовой курткой плечи. Капли попадали и на ресницы. Казалось, будто это слёзы бежали по щекам и собирались на подбородке.
Наконец девушка подошла к своим воротам и ощупала карман в поисках ключа. Снова сзади послышались шаги. Светлана решила не обращать на них внимания – дождь налетал с новой мощной силой. Дверь поддалась, Светлана юркнула во двор и обернулась, чтобы закрыть ворота. Вновь ей в глаза бросилась фигура Михаила. Минута, и вода полилась стеной. Юноша широким шагом шёл к своему дому, держа в руках прозрачный пакет. Девушка не могла разглядеть, что в нём было. Соседская дверь распахнулась от лёгкого нажатия на ручку, будто и не была заперта вовсе. Михаил рывком захлопнул её, бахнув затвором, взбежал на крыльцо и влетел в дом.
Когда движение, так её интересовавшее и тревожащее, прекратилось, девушка повернула замок на воротах и поспешила скорее оказаться в сухости и тепле.
Внутри опять было тихо и одиноко, как в глухой пещере. Включился торшер, узкий коридор немного осветился. Дождь яростно стучал по карнизу. По подоконнику бегали тени от веток, которые заслоняли собой лучи от горящих на улице фонарей. Спустя минут пять в дом снова вошли.
-Привет, ты дома? – послышался мужской голос.
-Да, а что так рано? – ответил другой из дальней комнаты.
-Да дождь лупит будь здоров, думали к Андрею пойти, да не дошли, все промокли, — юноша снимал с себя куртку, прилипшую к телу, и вертел головой, стряхивая с волос капли. — Пришёл вот обсохнуть.
-Понятно. На кухне чайник горячий.
-Спасибо.
Максим босиком прошёл в тёплую комнату. Он поднял голову на холодильник, с которого на него смотрел чёрный поднос, выполненный жостовской росписью[2], с изображением вазы с астрами. Звякнул стакан. Вода из графина наполнила его до краёв. Послышались медленные долгие глотки.
Девушка проследовала на кухню за братом. Она редко была в последнее время инициатором их разговора, но на этот раз у неё имелась для этого причина.
Она встала в проходе, облокотившись левым плечом на стену и потирая висок кончиками пальцев, в которых ещё держала ручку.
-Ты видел Мишу?
Он громко поставил стакан на стол, смахнул лишнюю воду с губ, шагнул к холодильнику и распахнул его.
-Нет, а что? – юноша долго смотрел на содержимое и представлял, из чего будет состоять его ужин.
«А сейчас бы пиццу заказали с парнями, сырную. Со светлым она особенно вкусна…», — мечтал юноша.
Но ни того, ни другого дома, увы, не было, отчего тот лишь безнадёжно вздохнул.
-Да ничего. Просто спросила, — она продолжала тереть кончик брови, только теперь ручкой, а брат доставал из холодильника два яйца, кусок сыра и хлеб. — Что-то приехал обратно. Помню, мама его долго провожала. Стояла и плакала, будто на всю жизнь сын уезжает. А вчера вернулся, сегодня с пакетом под дождём бежал. Может, с тётей Олесей что-то. Ничего не слышал?
Она испытующе посмотрела на Максима, бросила взгляд на сковородку, которую брат поставил на плиту разогреваться, а потом на окно. С внешней стороны его облепили сияющие алмазы дождя.
-Честно, не знаю. Мы редко переписываемся теперь. – он разбил одно яйцо ножом и вылил содержимое в кипящее подсолнечное масло. — Когда по учёбе, когда просто так, — а затем разбил и второе. — А в общем я мало что о нём знаю на данный момент.
Яйца зашкварчали, на дне сразу же проявился белок. Юноша потянулся за солью.
-Понятно… Мама скоро придёт.
Она медленно скрылась за стеной, оставляя Максима один на один с его яичницей, которую он по неосторожности пересолил. Плюс ко всему он хорошенько сдобрил своё блюдо чесночным перцем. Как только кушанье было готово, он достал яичницу лопаткой, положил её на тарелку. На куски батона отправил несколько ломтиков маасдама и также поджарил хлеб под крышкой, чтобы сыр расплавился. Аромат стоял волшебный. Пока шёл процесс готовки, он налил себе сладкий чай. Максим еле дождался того момента, когда сядет за стол, потому что был очень голоден после тренировки.
«Да, это вам не пицца, — жуя горячий бутерброд, думал он. – Да, это вам не пиво, — запивая чаем, размышлял он. — А может, всё не так уж плохо? Останусь дома, не пойду. Высплюсь… Хотя… Ладно, встречу маму, а потом ещё раз подумаю».
Дождь не прекращался, а только набирал силу. На лужах образовывались многочисленные пузырьки. Они часто-часто лопались от летящих капель, а на их месте появлялись новые.
-А мама взяла зонт? –направляясь к вешалке с куртками, спросил Максим.
-Не знаю, наверно, нет, — прорывался голос Светланы из-за закрытой двери.
Юноша снял с крючка два зонта. Один чёрный, из полиэстера[3] — свой и тёмно-малиновый, из плотного сатина – мамин – его подарок ей на восьмое марта.
-Я пойду встречу.
Юноша в спешке залез ногами в ботинки, накинул на голову капюшон и вышел на улицу.
Через полчаса вся семья была в сборе. Анна Сергеевна заваривала какао, Светлана нарезала спелый сочный помидор. Максим общался с кем-то по скайпу в своей комнате. Ничего не было слышно: он плотно закрыл дверь.
-Что-то ты в последнее время раньше приходишь, — обратилась девушка к матери. -Так теперь всегда будет, по-нормальному? – толика надежды скользнула в её вопросе.
-Да, одна коллега вышла из отпуска, теперь на меня меньше работы ложиться, — ответила женщина, положив ложку на блюдечко. — А что?
-Просто. А то ты устаёшь. Я бы не выдержала.
Дольки алого овоща лежали веером на тарелке. Теперь девушка принялась за огурцы.
-А что делать? Как говорила Одри Хепбёрн[4]: «Если вам понадобится рука помощи, она всегда при вас — ваша собственная».
Анна Сергеевна подула на воздушную пенку и прикоснулась губами к горячем напитку.
-Верно, — согласилась Светлана, продолжая орудовать ножом, но теперь медленнее и осторожнее, будто боясь порезать палец. – Мам, а что случилось с тётей Олесей?
Женщина поставила керамическую кружку цвета жареного миндаля на стол.
-А ты не знаешь ещё?
-Нет, не у кого спросить. Видела, Миша приехал.
-Она болеет очень тяжело. Последняя стадия.
Светлана округлила глаза и отложила острый прибор. На окно налетел очередной сильный порыв ветра.
-И давно?
-Да, уже год как. Она сама прошлым летом узнала.
-Поэтому она так плакала, когда Миша уезжал в конце августа…
-Да, боялась, что не увидит его. Ему далеко и долго ездить к себе в институт и обратно домой. Она не хотела пугать его, хотела, чтобы он начал учиться, чтобы привык к новому городу, к новым людям…, чтобы отвык от дома…
-А как он узнал-то?
-Мария Ивановна, что на углу живёт, выведала у неё, позвонила ему. Я сама от неё вчера узнала. Очень жалко. Олеся очень порядочная, добрая, работящая. Даже после смерти мужа не потерялась, поставила сына на ноги. Очень стойкая женщина, очень…
Анна Сергеевна снова сделала глоток.
-Очень жалко. Помню, всегда со мной играла, заплетала косички. Говорила, что хотела ещё родить дочку, но не получалось. Да и дядя Костя всю жизнь болел, рано ушёл. И за что это всё на Мишу свалилось?
Девушка положила подбородок на кулаки.
-Ох, не знаю, Цветочек. Ни у кого заранее не спрашивают, готов ли он к трудностям, сможет ли вытерпеть и не сломаться.
-Увы.
Стол был накрыт. Все трое сели ужинать. Максим решил поддержать компанию, потому что знал, что семья должна собираться вместе. Хотя бы раз в день. Хотя бы за ужином. Чтобы посмотреть друг на друга и поговорить о чём-нибудь.
Запечённый картофель отдавал паром, стеклянная пиала запотела от жара. Салат из огурцов и помидоров придавал радостного летнего настроения. Овощи, яркие и свежие, выделялись на сером фоне померкнувшей кухни. Прямо как драгоценные камни, если на них навести фонарик, освещали тёмный тайник в глубокой расщелине.
А в это время Михаил сидел около матери в кресле-качалке и макал кусок хлеба в банку с кабачковой икрой. Женщина рядом мирно спала, держа руку сына в своей сухой ладони.
[1] Э́йсы — от английского ace — очко, выигранное непосредственно с подачи, когда мяч доведен до пола или произошло только одно касание и мяч ушел в аут
[2] Жо́стовская роспись — русское народное ремесло, художественный промысел по росписи кованых металлических подносов
[3] Полиэ́стер – синтетический материал, используется при создании тканей
[4] Одри Хепбёрн – британская актриса, фотомодель, танцовщица и гуманитарный деятель
