Вихрем пронёсся сентябрь, октябрь уже готовился к прощанию с землей. Конец его выдался на славу сухим и жарким.
«Давно так не было тепло в середине осени» — думали люди, проходя по раскалённому асфальту и пиная пыльную листву. Шелест и шорох под ногами позволял глубже погрузиться в мысли, основательно обдумать свои действия. Словно шёпот, отдавалось эхом в голове шуршание.
Так как с каждым днём деревья всё сильнее сбрасывали с себя свои золотые пальто, во дворах решили жечь опавшие листья, некогда служившие осинам и берёзам одеяниями. Это был некий ритуал, повторяющийся из года в год, но всё равно вызывающий неподдельный интерес у людей. Вроде бы ничего, совершенно ничего. Просто огромный ворох из горящих листьев. Просто дым и терпкий запах. Просто костёр. Но сколько в нём тепла, света, даже волшебных чар. Он гипнотизирует, и ты стоишь перед ним, заворожённый, поглощённый треском веток, такой отрешённый от мирской суеты. Вокруг бегают люди, нервно дёргая друг друга за руки, корчат лица, изображая гримасы. А ты стоишь, покинув их, и живёшь этим костром.
Максим собрался со своими друзьями после пар в своём дворе. Узнав, что тренировку отменили, молодые люди немного расстроились, поплакались друг другу в жилетку, всхлипывая и приговаривая «да как же так, да как же теперь жить-то?», но решили зря времени не терять. Юноши сгребли всю листву, что только лежала на земле, в большую кучу. Хотелось зрелищности, хотелось масштабности, чтобы целая гора полыхала и согревала весь мир.
Из глубокого кармана спортивных штанов Максим достал коробку с картинкой самолёта. На листья упала пара горящих спичек. Всех обдало жаром, воздух наполнился запахом сладкого дыма.
Низкий юноша с короткими русыми, как шерсть пумы, волосами и мощными руками бросил в костёр трухлявую ветку, которую оторвал от орешника ветер во время летней грозы и которая всё это время лежала около отцветающего абрикосового дерева. Этого молодого человека звали Олег. Не смотря на свой рост, он был юрким и выносливым и в команде являлся либеро[1], поэтому его глаза быстро-быстро бегали, но любые движения оставались точными и проработанными.
-Хоть хоровод води, — щурясь, произнёс он. -Можно ещё веток подбросить.
-Давайте, всё равно без дела сидим, — поднимаясь с земли, ответил другой, Вадим, с совиными глазами, бросая выкуренную сигарету в сторону. Этот был достаточно лёгок в общении, доверчив и ведом. Не зная, чье мнение правее, он всегда сидел одновременно на двух стульях. Из-за этого возникали споры между ним и между его знакомыми. Правильно, говорили суеверные, у тебя имя происходит от слова, которое значит «спорить, сеять смуту». Однако Вадим сам, смеясь с этой ереси и пуская им в лицо сигаретный дым, предпочитал трактовать своё имя как «здоровый», опираясь на его древнеримское происхождение.
На площадке он был связующим, старался всегда просто передать мяч, а не принимать или атаковать. Он вроде был в общей массе, и складывалось даже впечатление, что он старается не меньше других, но на себя Вадим много не брал. Собственно, как и в жизни.
-Ребят, доставайте, — обратился самый высокий и самый худой молодой человек, Андрей, центральный блокирующий в команде. -Твоя дома?
Максим опустил с обоих плеч сухие ветки.
-Нет, мать на работе, Света в кино ушла, — ответил он.
Сам Максим являлся одним из доигровщиков, или по-другому нападающих второго темпа. Его мускулатура и реакция были отлично развиты для этого амплуа. Вторым доигровщиком был Никита. В их роль входило всё: и принятие мяча, и атака соперника, и подачи. Они были универсальными игроками, и без них команде было бы особенно тяжко.
-Тогда нам и не помешают, — доставая из пакета бутылку виски, произнёс Андрей.
Её сжимала рука, на которую была натянута грубая тканевая перчатка. На пальцах ещё остались маленькие кусочки хрупких жёлтых листьев, которые вцепились в мягкий материал. Бутылка сияла, как кристалл в окружении тёмной пещеры.
-Только не урони, мы долго на неё копили.
-Спокуха, Вадим. Дядя Андрей, пока трезвый, всё удержит. А помните, как в прошлом году я тоже чуть в костёр не уронил?
-Опалил бы себе все пальцы, идиот. Очень весело было бы! — вновь закуривая, съязвил Вадим.
-Да ладно, не было ведь ничего. Что теперь так говорить об этом?
Юноша достал пробку и вдохнул пары алкоголя.
-Моя ты сладенькая гадость, — промурчал он.
Олег обернулся.
-Раз гадость, чего тогда пьёшь?
-Как это чего? Есть компания, есть повод, есть деньги. Ладно, были. Наконец есть тара, из которой каждый пьёт сам, а это уже роскошь! Я ответил?
-Вполне. Разливай.
Все протянули свои пластиковые стаканчики. В кармане Вадима завибрировал телефон. Тот уже потянулся за ним и снял трубку.
-Да, Никит, — начал он.
-Вадим, привет, а ты где?
-В смысле, а где я должен быть?
-А тренировки не будет?
-Нет, — он отхлебнул.
-А что ты мне не сказал? Я, как дурак, тут стою.
-А ты не стой, как дурак, иди к нам. Обещаем обогреть и снаружи, и внутри.
-Ну и где вы? И кто?
-У твоей Светы. Тут я, Макс, Андрей и Олег. А также дорогой виски и костёр.
-Ладно, скоро буду. А насчёт тренировки я запомнил.
-Ой, да ладно. Иди уже. У нас ещё одна бутылка есть. А до неё мы тоже когда-нибудь дойдём.
-Всё, давай, пока.
-Давай, ждём.
Олег облокотился на ветку сухого дерева, потянул обжигающую жидкость и спросил:
-Наше общество пополнится?
Андрей, сидя на корточках, повторил движение за ним и ещё раз глотнул виски.
-Ага, — отозвался Вадим, делая затяжку и сбрасывая пепел сигареты в траву.
-Тогда, товарищи, придется подзатянуть пояса, — влез Андрей.
-Две бутылки на четверых это всё равно много.
-Вы недооцениваете дядю Андрея.
Андрей всего на год был старше остальных. Студент последнего четвёртого курса. Такой важный и матерый. Все считали его более опытным и разбирающимся во многих бытовых и учебных делах. Тем более он дольше всех них занимался волейболом и часто учил разным интересным и полезным приёмам своих подопечных. От этого все друзья его в шутку называли «дядей». Да и сам он был, как видно, не против.
Постепенно темнело. Костёр ещё полыхал жгучим пламенем, столб дыма поднимался до небес. Ребята громко смеялись из-за чего-то. Кто-то сидел, кто-то стоял около огня. Мышцы расслаблялись, напряжение спадало, дыхание углублялось, стуки сердца становились тихими и редкими.
В это время широким строевым шагом к воротам дома подходил Никита и что-то бурчал себе под нос. Ещё издали он почувствовал запах горящих листьев и чужого веселья. Подойдя к калитке, он постучал и прикрикнул:
-Открывайте, в строю подкрепление.
Максим, как хозяин, важно и лениво подошёл к воротам.
-Милости прошу к нашему шалашу, — открывая дверь, сказал он.
-Привет, — Никита протянул руку, — давно жжёте?
-Полчаса.
-А пьёте?
-Столько же.
-Оно и видно, — он завистливо посмотрел на приятеля. -Мне хоть осталось?
-Половина бутылки в твоём распоряжении.
Оба подтянулись к костру. Красные язычки пламени ласкал ветерок. От сильного дуновения огонь развевался, как золотые волосы девушки, такой притягательной и жаркой. Никита поздоровался со всеми, взял у Вадима пустой стакан и протянул «бокал» Андрею, чтобы тот наполнил его крепким напитком.
-Как сыграл? — поинтересовался Олег, с улыбкой глядя на огонь.
Никита отпил немного и скривился. Ему больше был по вкусу мартини.
-Прекрасно. Я был один. Собственно, как и всегда. Даже когда остальные в игре. Стены даже лучше мячи принимают.
-Закрой рот и наслаждайся божественным напитком, мы ради него два месяца дешёвое пиво хлестали, — озлобился Андрей, сжимая горлышко в руке.
Никита отхлебнул, поёжился снова и пробубнил:
-Лучше бы на тренировку пришёл и под сеткой прыгал.
-Ребят, давайте без ругани? — вступился Максим.
-Да я ведь так пришёл, за компанию, — ставя на ветку дерева стакан, сказал Никита. – Мы же договаривались в прошлый раз на мартини.
-Мартини мы думали выпить на вашем дне рождении, Ваше сиятельство. А то мы в этом не разбираемся, — ляпнул Олег.
Вадим всё это время посапывал с сигаретой во рту.
-Света скоро придёт? — спросил Максим.
Никита пожал плечами.
-Не знаю. Когда я пошёл на «тренировку», она пошла в сторону автобусной остановки. Может, поехала в какой-нибудь магазин. Она не сказала. Ты же ей брат, — он подошёл к костру и зевнул. — Ты должен знать.
-Да она чаще с тобой говорит, очевидно. Вот и спросил.
-Она давно не заходила в сеть, — проведя пальцем по смартфону, заключил Никита. — Может, сел телефон.
-Тогда, если она придёт внезапно, мы не успеем спрятать бутылки.
-А ты обычно прячешь? По лицу не видно, что вы уже достаточно проспиртованы?
-Так кажется, будто ничего и не было. По-ребячески звучит, да?
-Очень.
-Не хочу, чтобы она видела, что я вырос таким, каким вырос.
-Просто ты поливаешь не тем, — хихикнул Олег.
-Нашёлся хохмач. А сам-то? — откликнулся Максим.
-А я не про себя говорил. За себя мне сказать нечего.
-Вот и засохни, Ллой Болл[2] в пьяном угаре.
Олег расплылся в улыбке и вновь обратил свой взор на костёр. Огонь полыхал так, будто кто-то ещё подбросил охапку прелых листьев. Теперь наконец замолкли все и тишину нарушала лишь беседа костра и ветра. Прошло минут пять.
Полную идиллию внезапно потревожил щелчок на двери забора. По асфальтированной дорожке застучали каблуки. Юноши отвлеклись от манящего зрелища, будто только что проснулись. Из-за фасада дома показалась фигура девушки в лёгком осеннем пальто из шерстяного драпа[3].
-Привет, что у вас тут? — окликнула она молодых людей.
-Костёр, задушевные беседы, — начал Максим.
-Опять пьёте? Что теперь?
Она подошла к Андрею, взяла его за руку и осмотрела бутылку. Острые веточки, торчащие из перчатки, немного укололи её пальцы.
-Ты уже на эту дрянь перешёл? Ты совсем с ума сошёл? — она оглянулась и увидела Никиту. — И ты тут?
-Я только пригубил. Откровенно говоря, мерзость, — мотая головой и изображая отвращение, сказал юноша.
-Свет, давай не будем ссориться? Мы уже собрались уходить, — Максим шагнул к девушке и взял её за дрожащие руки.
-Ты понимаешь, что с каждым разом всё хуже? – она уже не видела, кто стоял вокруг и наблюдал эту драму. — Нам только ещё одной пьяницы не хватает для полного счастья. Голову включи наконец-то!
-Слушай, что ты тут выступаешь? — Андрей повернулся. -У него своя голова на плечах, пусть и думает. Пока она ещё варит.
-Вот именно — пока.
В ней закипали злость и ярость. Обида за непосредственность и халатность брата расстилала пелену перед глазами. Неужели пример отца был не настолько убедительным? Неужели это будет продолжаться дальше? Неужели они с матерью недостаточно настрадались?
Она, в гневе и разъярённости, как хищница, вырвала у Андрея бутылку, да с такой силой, что хотела сделать ему больно. Рука юноши дёрнулась и вытянулась, перчатка почти слетела с неё. Андрей стянул рукавицу, тряхнул кистью и прикрикнул:
-Сумасшедшая!
Светлана секунду медлила, глядела на виски. Белая надпись сливалась в кашу на чёрной этикетке. Жар от огня дал испарину на лбу. Сколько горя принёс её семье алкоголь. И снова он нарушил недолгое спокойствие. От невыносимой боли в груди у девушки помутнел рассудок. Она размахнулась и бросила бутылку в огонь. Пламя поглотило напиток и выступило в ответ. Жаркие язычки вспыхнули перед лицом Светланы. Она поднесла к глазам обожжённые пальцы и громко вскрикнула. Воротник голубого джинсового платья вспыхнул в районе груди и пламя начало подходить к животу. Страх отпечатался на глазах у всех. Они побежали к девушке, побросав на землю стаканы и бутылки. Максим повернул её к себе и взглянул на лицо. Оно стало ужасно красно-бордовым с вишнёвыми прожилками. Юноша снял с себя майку и стал тушить огонь, что ещё оставался на одежде девушки, часто-часто хлопая тканью по поражённым местам. Он пытался ей что-то кричать. Но Светлана не слышала: голос становился шумом и звуки едва доносились отдалённым гулом. Прямо как до тонущего человека слова спасателя, уже прыгнувшего за пострадавшим в воду.
-Света, Света, всё нормально, ты меня слышишь? Света! — повторял Максим.
-Отойди! — Никита вырвал у него из рук девушку, поднял тело на руки и побежал к дому. – Звони в скорую! Быстро!
Он бежал к дому, стараясь не смотреть ей на лицо. До его плеча долетало едва уловимое дыхание.
Дверь распахнулась и хлопнула об стену. Юноша положил девушку на диван в зале и побежал на кухню к холодильнику. Вытащив из формочек кубики льда, он завернул их в полотенце и вернулся. Максим уже стоял около сестры и держал телефон около уха. Его руки дрожали, а глаза стали стеклянными и сухими, будто он забыл, как моргать.
-В душ её надо, под холодную воду, — кричал с порога Андрей.
Светлана лежала уже без сознания от шока.
-Свет, мы здесь. Мы здесь! Всё хорошо! Скоро они приедут. Всё будет хорошо! – повторял Никита, закрывая обгоревшую кожу ледяным полотенцем.
Он приложил ухо к груди девушки. Сердце тихо и медленно стучало внутри грудной клетки, отдавая эхом по всему телу. Юноша на секунду немного успокоился. Но потом вновь взглянул на лицо, зажмурился и проскулил.
Олег, Вадим и Андрей перешептывались у порога, оценивая состояние девушки.
-Тихо, — оборвав однажды цепь их размышлений, вставил Олег. – Всё же слышно.
Вадим курил и оглядывался на костёр.
-Давайте по домам? – спросил он.
-Подожди, — поднял голос Андрей, — подождем пока её заберут.
-А нас не привлекут? – задумался юноша, пожёвывая сигарету.
-Да кому ты сдался! Заткнись и кури, пока лёгкие целы.
Спустя несколько минут около дома уже стояла машина с красным крестом. Для кого-то этот крест становился спасением, для кого-то последней остановкой по маршруту «жизнь».
Спустя недолгое время на улицу выбежала женщина. Слёзы мешали смотреть, а ноги натыкались на острые камни и путались. К мокрым щекам прилипали волосы. Анна Сергеевна не обращала внимания ни на что. Она бежала. Бежала, как могла. Колени болели, ступни горели, сумка на плече, проклятая эта сумка, не давала двигаться быстрее. Всё её будто бы тормозило, отстраняло от финиша. От этого волна переживаний захлёстывала с большей силой.
Наконец женщина добралась до своего дома. Сначала машина скорой казалась маленькой и, вроде бы, стояла где-то далеко, может, даже на другой улице. Тогда становилось не так страшно. Они ошиблись, видимо, и позвонили ей. Эта машина стоит не около них. Попытка обмануть саму себя немного притупила стресс и панику. Анна Сергеевна даже сделала недолгий выдох, но как только подбежала ещё ближе, то увидела, что машина находилась прямо около её дома. Мнимая надежда только подбросила масла в огонь. Женщина громко всхлипнула, вытерла под носом, и, кое-как собравшись, двинулась в дом, дверь которого была до сих пор распахнута.
Пока происходили эти события, в доме через дорогу Михаил сидел около матери и решал кроссворд, изредка посматривая на часы. Те показывали семь вечера. Юноша выглянул за окно, минуя взором тюль и горшок с кудрявым хлорофитумом[4]. Лужи уже высохли от жара. Женщина вытащила из-под головы руку и положила её на локоть сына.
-Миша, иди подыши. Не сиди весь день, — прошептала она.
-Мам, не хочу, — опуская взгляд с окна на её лицо, ответил Михаил. — Я тут лучше посижу. Скоро наша программа начнётся.
-Ну пока не началась, иди. Дай я порешаю теперь сама.
Она протянула руки. Юноша вложил в них ручку и тонкий сборник кроссвордов, встал, набросил ветровку, натянул недавно протертые влажной тряпкой кроссовки и медленно вышел из дома. Женщина открыла журнал, глянула на вопросы и захотела вроде бы уже что-то написать, но не смогла: рука не слушалась. Стержень съехал по листу, на бумаге осталась лишь синяя полоска.
Снаружи было душно. Михаил начал глубоко дышать. Он прошёл по тропе вдоль георгинов и дубков, задевая щиколотками короткие побеги. От усталости юноша закрыл глаза, но вдруг подумал «а что, если мама сделала также». Михаил уже представил эту картину и резко распахнул их. Зачем он так сделал? Всё ли нормально? Он глянул внутрь, так как боялся, что полностью не убеждён в том, что она дышит. Женщина водила ручкой по листам журнала, пытаясь написать какие-то буквы. Михаил отвернулся и успокоился. Но надолго ли? Каждая минута, секунда на счету, каждый миг. Юноша подошёл к воротам и облокотился на них локтями.
«Папа, как страшно. Не забирай её. Пожалуйста. Я знаю, тебе без неё плохо, но как будет плохо мне без вас обоих…»
Чьи-то голоса коснулись его слуха. Сначала он не обращал на них внимание, однако любопытство всё-таки одержало над ним верх, и Михаил выглянул. Напротив соседских ворот стояла скорая. Юношу облило холодным потом, испуг овладел мыслями.
«Я же не звонил. И сколько прошло времени? Может, я забыл?»
Мысли путались, он сам не верил уже ни себе, ни тому, что происходит вокруг. Может, показалось? Тогда он снова выглянул. Машина стояла у дома Светланы. Забывшись, он быстрым шагом направился туда. Михаилу казалось, что он уходит от своей жизни в чужую. Потеряв разум и здравомыслие, он оставил позади свои проблемы и бежал, чтобы окунуться в чьи-то неизведанные. Для него это было неким отдыхом от собственного горя. Ведь тогда причина страданий его касалась меньше.
Двери машины были открыты. Пахнуло медикаментами и хлором. Водитель скорой курил и хрипел.
-Тебе чего, парень? — спросил тот.
-Что случилось? Вы за кем?
-У девчонки ожоги, увозим вот. Скоро вынесут, — он сделал очередную затяжку.
Михаил посмотрел на него. Понимание пришло не сразу. Спустя время в груди всё сжалось.
-Господи…
Юноша поднял руку ко рту и двинулся ко входу в дом. На пороге показались люди в белоснежных одеяниях, с носилками в руках. Девушку было не узнать. Бесконечно далёкая и неизвестная, она находилась от него совсем недалеко. За носилками вышли Анна Сергеевна, Максим и Никита. Они не обратили внимание на Михаила, а всё смотрели на тело Светланы. Женщина держала на груди сумку и дышала ртом. Мурашки пробегали по всему её телу.
Прошло время, хлопнула дверь, и скорая скрылась за углом. Всё произошло так быстро… В ушах ещё гудели голоса, раздавались протяжные стенания женщины. Михаил смотрел на дорожную пыль, поднявшуюся от проехавшей по ней машине.
Из-за калитки показалось трое юношей.
-Поехали? — выглянул Вадим с сигаретой в зубах.
-Да. Ну… Пусть всё будет хорошо, — потянул Олег.
Михаил стоял неподвижно, засмотревшись на задние окна скорой и представляя, что происходит внутри. Потом спросил:
-А что случилось?
-Она бросила бутылку в костёр, — вступил Андрей, -а ей обожгло лицо и руки, немного шею. Жалко, почти половина оставалась. А тебе это зачем вообще?
Михаил даже не обратил внимание на вопрос.
-Заткнись лучше. Ты думаешь о чём-нибудь кроме этого пойла? — заорал Олег.
-Ладно, хватит, — Вадим бросил окурок в клумбу. — Пойдёмте костёр потушим. А ты, парень, — он глянул на Михаила, — не суйся в чужую беду. Своих что ли мало?
Все вернулись во двор и закрыли за собой ворота. Лишь Михаил оставался на месте. Последние слова вернули его к жизни, пробудили ото сна.
Пыль осела. Зажглись фонари, вокруг них собрались стайки мотыльков.
Немного постояв среди тишины, юноша судорожно осёкся и побежал к себе домой.
«Как же так? Сколько времени я там простоял?»
Но в доме всё было как прежде.
Он разделся, подошёл к столу, включил телевизор пультом и прибавил громкость.
-Ну как там? Свежо? — спросила женщина.
Михаил взял у матери кроссворд и ручку, положил всё на стол и, помолчав секунду, промолвил:
-Жарко. Очень жарко.
-Давно так не было в конце октября.
-Да…, — он откинулся на спинку кресла и взял мать за руку.
Когда он смотрел на яркую двигающуюся картинку, перед глазами всплывала фигура Светланы. Тогда Михаил переводил взгляд на мать и глядел на её светлые ресницы, редко касающиеся нижнего века. Потом снова на телевизор, и так по кругу.
Перед сном юноша убирал со стола грязную посуду. Заметив журнал, Михаил подошёл к нему ближе. Открыв последнюю заполненную страничку, он увидел неразборчивые каракули, беспорядочные линии, царапины от стержня ручки. Уголок был помят, будто об него били кулаком. Молодой человек обернулся и посмотрел на женщину. Та спала, тяжело вздыхая раз за разом.
Михаил поднёс журнал к лицу, выдохнул и вот-вот уже хотел заплакать… Как вдруг понял… Что неизбежно, то когда-нибудь случится. Надо плакать потом. Пока цветёт сирень, нужно ей любоваться. Пока солнце светит, нужно от него греться. Пока песня льётся, нужно ею наслаждаться. Пока жива мать, нужно радоваться и быть с ней всё время. И не убирать улыбку с лица. Ни в коем случае.
[1] Ли́беро — свободный игрок, который играет только на защите
[2] Ллой Болл — американский волейболист, связующий, олимпийский чемпион. Единственный игрок сборной США, принимавший участие на четырёх олимпийских турнирах
[3] Драп — плотная, как правило, тяжёлая, шерстяная или с шерстью в составе ткань суконного переплетения, которая применяется в основном для производства верхней одежды
[4] Хлорофи́тум — многолетнее травянистое растение с узкими свисающими листьями и усиками, дающими начало новым кустам, могут быть зелёными, бело-зелёными или кремово-зелёными
