В доме Михаила тускло горел свет. Помятая постель находилась в тени от лампы. Юноша смотрел в большое окно, которое выходило в сад. Там, под яблоней, уже целый месяц лежала куча из обгоревшей кровати и старого кресла. Чёрный пепел разлетелся по всей земле и осел на листьях деревьев. Снег скрыл эту жуткую картину, припорошил обугленные острые деревяшки, торчащие вверх своими пиками из-под мягкого покрывала.
Михаил безучастно смотрел на тонкие ветки яблони и представлял мать. Как много он не успел ей рассказать, как мало времени провёл с ней.
«Мама, а помнишь, мы снова хотели посмотреть «Как украсть миллион»[1]? А помнишь, мы думали послушать ещё раз тот папин диск? Думали, успеется. Да нет… Больше никогда… Я хотел было пошутить для тебя, мама, чтобы взбодрить нас. Но ты бы не поняла. Я не знал, как мне поступить. Я был бессилен, я был слаб. И сейчас я не чувствую силу. Если ты рядом, подскажи, помоги…»
Юноша долго мог разговаривать в тишине, с надеждой вслушиваясь в пустоту. Одиночество стало такой обыденностью, что даже общество соседки ему казалось чрезмерным. Когда та приходила, чтобы принести ему еды, он ждал, вперивши взгляд в стену, когда же она уйдёт.
-Я завтра зайду вечером, буду жарить пирожки своим и тебе занесу…
«Не нужны мне никакие пирожки… — роились в голове мысли, — никто мне не нужен, ничто мне не нужно».
-Или заходи на недельке как-нибудь сам. Ты знаешь, мы всегда тебе рады. С Настей поговоришь, поиграешь в домино, шахматы. Она так по тебе скучала…
Настя, дочка тёти Маши, бойкая девочка с рыжими волосами, веснушчатым лицом и большим шрамом под правым глазом от падения с велосипеда, очень любила, когда к ним домой заходил сосед. Она мечтала, как выйдет за него замуж и у них будет большой дом с высокими окнами и белыми колоннами, поэтому всячески пыталась занять его какими-либо занятиями, будь то настольные игры или просмотр мультфильмов. Михаила уже тогда тяготило её общество. Он не знал, о чём с ней говорить. Казалось, беседы для неё были пустым делом. Девочка бегала около него, стреляла глазками, стараясь уловить его, как ей чудилось, влюблённый взгляд, но не находила ничего кроме уставших и равнодушных серых глаз. Кстати, свой шрам Настя получила, когда хотела произвести на соседа впечатление, съехав с небольшой горки на своём двухколёснике. В итоге девочка упала на угол лавочки и разбила себе всё лицо.
«Не хочу никуда идти», — твердил про себя он, но вслух отвечал:
-Как-нибудь зайду…
Всё стало ненужным, не таким важным, как раньше.
Тётя Маша уходила, а он оставался в кровати…
Внезапно в ворота громко постучали. Михаил дёрнулся, будто его сковала судорога. Он не ждал никаких гостей, а у тёти Маши были ключи от двери, так что та заходила беззвучно. Юношу этот звон, который он не слышал достаточно долго, напугал до дрожи.
Встав с кровати, он мотнул головой, чтобы прогнать звёздочки из глаз, и, опираясь на стенку, вышел в коридор и выглянул во двор из окна кухни. За воротами кто-то стоял, какое-то тёмное пятно маячило за калиткой, снег скрывал черты лица. Кто так резко и неожиданно вспомнил о нём, Михаил предположить не мог.
Зябко и сыро было снаружи. Давно не скрипело крыльцо под его ногами, давно мороз не пощипывал нос. Юноша мутным взглядом прошёлся по округе и спустился по лестнице. За воротами он разглядел чёрный капюшон, из-под которого торчали пучки светлых волос, припорошенные снегом.
-Миш, это Макс! – послышался знакомый голос.
Юноша нахмурился, вспоминая, кто это, а потом, когда на ум пришёл образ соседа, друга из прошлого, ускорил шаг, щёлкнул замком и открыл дверь.
-Привет, — тихо поприветствовал Михаил.
-Привет, можно я ненадолго зайду?
Михаил поглядел на него с полминуты и отступил, пропуская гостя. Вместе они молча взошли по занесённым ступеням и вошли в дом.
Гробовая тишина встретила их.
Снимая куртку и холодея от отсутствия какого-либо шума, Максим спросил:
-Как ты?
Михаил взял его куртку, повесил её на крючок рядом со своей и протянул:
-Ничего. Пытаюсь жить.
Михаил, потирая ладонями локти и не зная, куда ему деться, шагнул в зал. Невольно за ним пошёл и Максим. Последний удивился почти пустой комнате, в которой привык с детства наблюдать всё на своих местах, но вида не подал. А если бы и подал, то сосед и не заметил бы этого.
-Нет, – резко остановился Михаил, словно ударившись током. — Пойдём на кухню, тут совсем негде сесть.
Когда они вошли в маленькую, погружённую в сон комнатку с коричневыми шторами на окнах, Максим приземлился за столом. На тёмно-бежевой клеёнке лежала тарелка с засохшими блинами, которые ему занесла соседка. Он обещал ей, что съест их ещё вчера.
Михаил упёрся в подоконник. Тощий, как скелет, он еле держался на худых длинных ногах. Впавшие щёки забыли, что такое румянец, а глаза отрешённо смотрели в пол. Максим, пытаясь начать разговор, вопросил:
-Думаешь уехать обратно?
Михаил сложил руки и закрыл глаза.
-Не знаю… Хочу остаться тут. Тут лежат родители. Куда я уеду?
-Это да. Но ты поступай, как считаешь нужным. Я пришёл тебя немного отвлечь, — он разгладил ладонями клеёнку. – Свету выписали, она сейчас дома. Я знаю: ты что-то к ней чувствовал. Ей нужна поддержка, все о ней решили забыть, она осталась одна. Может, так ты переключишься, сменишь обстановку? Я не видел тебя с того момента, как…
-Ты хочешь, чтобы я приходил к вам?
-Да, помоги ей. Сам себе помоги. Может, тебе станет легче.
-Ты понимаешь, что я сейчас не могу? Не могу. Я не готов. Я не хочу вообще делать что-либо.
-Но ведь…– он понизил тон. – Ведь надо когда-нибудь начать.
-Не знаю. Но пока не хочу.
Максим поставил на кулаки подбородок и продолжил:
-Знаешь, я не буду обманывать и говорить эти пустые слова о том, что я тебя понимаю. Это не так. Но я думаю, что надо что-то делать.
-Не хочу…слышишь? — протянул тот.
Другой выдохнул, но продолжил:
-Света тебя помнит. Она одинока. Как и ты.
Михаил подёрнул плечами.
-Ты любишь её? – резко спросил Максим.
Михаил открыл глаза и сильнее вжался спиной в подоконник.
-Я помню, что… да.
-Если любишь, значит, не бросишь. Она одна, все её оставили.
-Меня тоже.
Собственное потрясение так завладело юношей, что он не мог думать больше о ком-то другом. Будто проснувшись от глубокого сна, он вспомнил о том случае. Скорая, носилки, её лицо… страшно…
-Как она сейчас?
Последовал выдох. Максим тщательно начал рассматривать свои пальцы и продолжил:
-Она не видит, только цвета различает, если близко поднесёт что-то к глазам. Лицо пострадало, конечно. Но это же так не важно… За этим всем стоит она, та, которая всегда останется красавицей…
Михаил молча слушал.
-Ей многое пришлось пережить, — говорил Максим. -Такого она не заслужила.
Слушатель сверлил взглядом оливково-коричневый ламинат.
-Ты помнишь, она очень любит розы. Помнишь, ты всегда, как только раскрывался у тебя в садике первый бутон на кустах, срывал его и дарил ей? А она ставила его в узкий высокий стакан и украшала им свой стол. – продолжал сосед. — Я хочу кое-что сделать для неё. Если ты захочешь, то можешь мне помочь. Я хочу построить теплицу с цветами, чтобы там цвели розы.
Михаил повернул голову и разжал замок на груди.
-Представь, когда она поправится, там будет много кустов, можно делать из них букеты. И столько, сколько душе будет угодно. Я знаю, что был виноват в тот раз. Это случилось из-за меня. И я хочу подарить ей счастье, в котором она так сильно нуждается.
Юноша у подоконника погрузился в раздумья, хмуря брови.
-Как ты думаешь?
Михаил отвлекся и поднял голову.
-Думаю, это хорошая идея, — незаинтересованно ответил он.
Максим улыбнулся и снова поглядел на руки.
-Ты поможешь мне?
-Я… я не знаю… я подумаю…
-Ладно, как надумаешь, скажи. Заходи как-нибудь. Думаю, Света будет рада старым знакомым.
Михаил молча кивнул. Сосед протянул ему руку, а тот вяло потянулся к ней, чтобы пожать.
Уже стоя у ворот, Максим сказал:
-Выходи из затворничества. Я знаю тебя. Ты всё сможешь, — он вышел со двора. – Я передам от тебя «привет» Свете, ничего?
Михаил улыбнулся. Какая-то маленькая искорка вызвала эту слабую, забытую эмоцию.
-Ничего.
-Тогда пока! Ждём тебя, — махнув рукой, бросил Максим.
Михаил вернулся в дом, лёг на кровать и заговорил:
-Мама, не будет ли тебе больно, если я перестану думать о тебе всё время, если перестану вспоминать тебя? Обидишься ли ты, если поступлю так, как бы ты сказала мне не поступать? Хотя я даже не знаю, что ты об этом думаешь. Могу ли я выйти из этого дома? Будет ли твоя душа спокойна, мама? Я боюсь что-то делать, чтобы не перестать думать о тебе.
Он вспомнил Светлану, и по его сердцу растеклась жгучая жидкость. Он вспомнил всё. Его тянуло к ней. Нужна его помощь. Но может ли он думать о ней?
-Мама, помоги, скажи, что делать. Уповаю на тебя, потому что не на кого больше. Сам себе перестал верить. Если ты меня слышишь, мама, помоги…
Юноша уснул очень поздно. Перед этим он долго смотрел на луну, выглядывающую из-за яблони. Михаил посылал вопросы, мысли в небо, думая, что его кто-то услышит.
***
Белый свет казался тёплым. В нём хотелось купаться, как в согретом солнечными лучами бассейне с блестящей водой. Всё казалось таким чистым и непорочным, ясным и совершенным. Внезапно из пустоты начали возникать знакомые черты. Михаил узнал в них свою мать. Силуэт, озарённый яркими вспышками, приблизился и коснулся локтя юноши. За минуту оба оказались на зеленеющей поляне. Цветущий луг окружал их со всех сторон и божественно пах. Внизу шелестели стебли растений, лаская голые ноги.
-Мама, — воскликнул он, но голос будто эхом прозвучал в голове.
Молодая женщина, с чистым, без единой морщинки лицом улыбнулась.
-Ты звал – я пришла.
Михаил боялся сдвинуться с места, чтобы не разрушить этот мир. Он не хотел терять сладостный миг, полный счастья и молчаливой радости.
Олеся коснулась травы у ног, и вдруг перед фигурами появился огонь. Такой яркий и страстный, но от него не было жарко телу и больно глазам.
-Мама, что ты делаешь?
Женщина повернулась к сыну, губы её зашевелились.
-Я пришла показать тебе, что надо делать.
В руке появилась простынь с кровати, на которой Олеся лежала в последние дни и от которой не мог себе позволить избавиться юноша. Женщина бросила её в огонь.
-Я знаю, ты хранишь её. Не надо. Забудь её. Выбрось.
Тут же в руках, как по волшебству, появилась газета со сканвордами. Та тоже полетела, шелестя страницами, в пекло.
-Это лежит до сих пор в шкафу на полке. Там я писала то, что нельзя прочесть. Я не хочу, чтобы это заставляло тебя страдать. Уничтожь это.
Затем Олеся сжигала какие-то свои вещи, ненужные безделушки, на которые её сын смотрел после смерти и каждый раз обливался слезами.
-Миша, это всё не несёт в себе ничего, кроме боли. Уничтожай всё, от чего ты страдаешь. Оставь то, с чем связано что-то светлое и лёгкое. То, что будет напоминать о счастливом времени, а не о смерти.
Юноша подумал о магнитофоне, старых кассетах и дисках.
-Да, сынок, это оставь, — кивнула женщина. — Я знаю, тебе оно ещё пригодиться в будущем.
Она протянула Михаилу в руки свою старую куртку, в которой встречала юношу, сидя на нижней ступеньке лестницы, когда юноша последний раз приехал домой, и которую тётя Маша убрала в шкаф на верхнюю полку.
-Отпусти горе. Оно было и было. Впереди столько всего, ты даже представить себе не можешь.
По щекам текли горячие слёзы. Казалось, они обжигали сильнее, чем пылающий костёр. Юноша вздохнул и отдал куртку ревущему и жадному пламени. Тот в долю секунды присвоил её себе и начал поглощать. Ткань распалась и провалилась в глубь костра. Юноша, полный скорби, всё ещё не трогался с места. Женщина продолжила говорить:
-Ты много настрадался, сынок. Перестань терзаться. Всё со временем пройдёт. Старайся быстрее справляться с тяжёлыми временами. Ибо когда придут новые беды, они тебя раздавят. Думай о себе, думай. Всё хорошо. Вспоминай, но не рви душу. Помни о прошлом, но не переставай думать и о будущем. Делай то, что приносит счастье. Делай и не жалей, что сделал. Поступай, как считаешь нужным. Сотри всё плохое, а хорошее повесь в рамку, смотри на него и радуйся. И главное, не бойся. И живи. Живи и наслаждайся. А я буду рядом…
Михаил больше не мог выдержать. Он прижался к матери и уткнулся лицом в её плечо.
-Хорошо, мама. Я люблю тебя.
Он думал, что женщина растает в его руках, но она продолжала стоять.
-И я тебя, сынок. Я вижу, впереди тебя ждёт счастье. Не упусти его.
Чудилось, они так стояли долго, будто бы вечность. Костёр не потухал, цветы продолжали качаться, поддаваясь ветерку, трава шелестела под ногами и пробивалась между пальцев. Постепенно начало создаваться ощущение невесомости и абсолютной лёгкости, словно взлетаешь к небу. Фигуры всё ещё были вместе, как и их души, которые навсегда останутся неделимыми. Вся поляна постепенно исчезла, остался только тёплый белый свет.
Михаил открыл глаза и глянул на окно. Из-за яблони уже проскальзывал озорной луч. На сердце было так тепло, что хотелось обнять весь мир. Юноша встал с кровати и подошёл к стене, на которой висела фотография матери. Молодая девушка стояла у скалы, которую захлестывали волны набегающего моря, в лёгком летнем сарафане и держала правую руку у головы, придерживая соломенную шляпку, украшенную салатовой лентой, а левой облокачивалась на раскалённый камень.
-Спасибо, мама. Я знал, что ты слышишь меня. Я смогу. Я всё смогу. Спасибо…
Юноша коснулся губами холодного стекла и через секунду отпрянул, протирая его от горячего дыхания.
Михаил, совершенно обновлённый, вышел из дома и опустился на верхнюю ступеньку у самого входа в дом и громко выдохнул. В каждой частичке мира чувствовалось присутствие матери, её светлого лика и мягкого голоса.
Погода была прекрасная. Снег не казался таким грязным, как вчера, а солнце будто светило ярче, чем прежде.
Юноша вдохнул свежий воздух и словно поселил в себе новую жизнь. Лёгкость и наслаждение завораживали его. Михаил решился поменять что-то в доме. Сейчас же. Пока действует сон. Часа через пол он перенёс стоявший посередине комнаты стол на место, где раньше была кровать. Спустя время он уже выносил во двор старые вещи матери.
«Пока я в этом состоянии, надо сделать это. Потом будет труднее…» — думал Михаил.
Совсем старое он складывал в пакеты и выбрасывал, а остальное собирал недалеко от мусорников, чтобы нуждающиеся люди могли взять что-то себе. Так всегда делали Олеся и Константин.
Соседка, тётя Маша, в это время выходила из дома. Она, проходя мимо ворот Михаила, увидела, как тот бодрым шагом идёт к мусорникам с охапкой вещей в руках. На лице юноши было немое воодушевление. Женщина предположила, что кризис прошёл, и не стала мешать. А тот собирал, выносил, убирал, что-то складывал, что-то доставал из коробок и пакетов, осматривал вещицы, сортировал по кучам, снова собирал и выносил. К вечеру он чувствовал небывалую лёгкость и наслаждение. Тревога прошла.
-Надолго ли? — размышлял Михаил. — Посмотрим. Не буду загадывать.
Он заснул рано, лишь начало смеркаться. Юноша погружался в сон и думал:
«Завтра я приду к Свете. Она ждёт меня. Я увижу её, и не важно, что будет потом. Я не боюсь. Если любишь, то не боишься».
[1] «Как украсть миллион» — американская комедия 1966 года режиссёра Уильяма Уайлера с Одри Хепбёрн и Питером О’Тулом в главных ролях