Март выдался холодным. Весь месяц шёл снег и заметал крыши домов и окна машин. Холодно было от влажного ветра, который в своём стремительном полёте превращался в мокрое облако и ложился на лица прохожих. Гладкая наледь на снегу или асфальте заставляла постоянно смотреть на дорожку и переваливаться с одной ноги на другую, как пингвин, чтобы не поскользнуться на тротуаре. Редкий человек останавливался, думал, как лучше пройти по отшлифованной поверхности. Чаще люди брели, не разбираясь, а потом расплачивались за свою недальновидность. Даже песок, щедро посыпанный на лёд дворниками, в большинстве случаев не спасал. Все шли, падали… Кто-то вставал, кого-то поднимали… Радовало лишь то, что всё-таки постепенно лютый мороз проигрывал, уступая место теплу. Однако от солнечных лучей лёд таял, а на его поверхности появлялся слой воды, только усугублявший ситуацию и усиливающий скольжение.
Чем меньше дней оставалось до операции, тем нервознее становилась Светлана. Человек, с ней незнакомый, не почувствовал бы разницы между её обычным поведением и нынешним, так хорошо она научилась бороться со своим страхом. Но близкие-то замечали в ней изменения, хотя не подавали вида, чтобы не концентрироваться на плохом и не усугублять её и без того беспокойное состояние.
Как бы девушка не старалась вести себя как прежде, всё равно за день до госпитализации все сутки напролёт промолчала. Да и никто ничего не мог сказать друг другу. Никто не хотел озвучивать свои мысли, боясь, чтобы они не сбылись или, наоборот, чтобы претворились в жизнь.
Следующим утром Светлана с матерью находилась в больнице. Теперь девушка на странность разговорилась, будто внутри что-то подмывало её к какой-то пустой и ненужной беседе. Каждый час перед операцией Светлана звонила брату и Михаилу и, превозмогая смертельный страх, смеялась от их подбадривающих шуток, которые те кричали в трубку сквозь слёзы. Она сидела на застеленной кушетке, теребила пальцем простынь и думала о том, как снова окажется дома.
-А мы сегодня чуть кухню не спалили! Решили поэкспериментировать, запечь курицу, — Максим направил камеру телефона на духовку, — засунули её и благополучно забыли… Вышли на улицу. Потом заходим – а там катастрофа! – он засмеялся.
-Вот и оставляй вас одних дома! – залилась лихорадочным смехом девушка.
-Так ты бы видела, как нежно он укладывал её на противень, — вступал Михаил, — как осторожно обмазывал маслом…
-Спасибо, теперь я хочу есть, — продолжала хихикать Светлана.
-Ну если честно, то сырая она выглядела даже аппетитнее, чем… «приготовленная».
Юноши сидели дома у Максима и уже не знали, о чём рассказать, лишь бы отвлечь девушку. Говорили и о том, как они чуть не поскользнулись на льду, как расчищали дорожки во дворе, как Михаил в магазине выбирал макароны, как ТВ тарелку замело и они полезли её чистить шваброй…
И она на момент воображала себя где-то далеко от больницы, но всё равно, когда отрывала глаза от экрана телефона, понимала, что перед ней, увы, далеко не радужная картина.
Как давили на Светлану грязные, гнилые стены, поросшие плесенью, как пугала темнота больничных коридоров. От пропахших тухлостью наволочек и простыни мутилось всё внутри. Ей казалось, что она, как бабочка, попалась в эту простынь, как в сеть паука, и что он совсем скоро приползёт на своих шестерых длинных волосатых ножках, взглянет на неё всеми десятью глазками и начнёт свою долгожданную трапезу.
Юноши всё-таки решили поехать в больницу и поддержать Анну Сергеевну. Со Светланой они уже не успели увидеться.
Во время операции все были как на иголках. Максим то и дело вскакивал со стула и ходил из угла в угол, изредка останавливаясь около засохшей герани, которая держалась из последних сил, или уже погибшего, сдавшегося алоэ, в то время как Михаил сидел, нервно дёргая ногой, кусая нижнюю губу и теребя заусенцы на пальцах. Анна Сергеевна же стояла, опёршись на стену и сложив руки у плеч, будто находилась в трансе. Она передавала дочери через расстояние жизненные силы и молилась.
Минуты казались часами, часы – вечностью…
Каждую секунду их настрой менялся. Секунда – всё хорошо, другая – что-то случилось… Нет, нельзя думать о плохом. Всё нормально. Это всё закончится. И они…увидятся вновь… услышат друг друга… Обязательно. Лишь бы пережить это… А дальше всё будет хорошо.
Когда в коридор вышел хирург, Максим замер на месте, потирая руки, а Михаил ещё сильнее закусил губу, так что из неё брызнула кровь, и отдёрнул заусенец с пальца, который так упорно расковыривал всё это время. Женщина у стены судорожно открыла глаза и просяще посмотрела на появившуюся фигуру.
-Всё в полном порядке…, — тихо произнёс доктор.
Но и этого хватило с полна. Глухой прочитал бы по губам.
Рядом сидели родственники тех, кого в данный момент оперировали другие хирурги. Некоторые грызли ногти, некоторые постоянно выходили курить, отчего их лица становились серыми и безжизненными, некоторые вечно покупали в автомате кофе, дули на него или так просто пили, не думая о том, горячий ли он, и от неосторожности обжигали язык, нёбо и пищевод, отчего ещё больше сердились.
Поэтому-то врач сделал заключение тихо, не громогласно. Это бы пошатнуло психику остальных ожидающих.
Выходя из наркоза, первое, что ощутила Светлана, был свежий аромат роз. Ничего ей больше не хотелось в ту минуту, кроме как пробежаться босиком по каменной дорожке и коснуться пальцами нежных лепестков этих цветов.
За всё это время Светлана перестала быть той, которая боится каждого шороха. Любовь укрепила её, она наконец встала с колен и пошла вперёд. С одной стороны её держал Максим, с другой – Михаил, а Анна Сергеевна ступала позади.
После последней встречи с Никитой, она не отвечала на его звонки. Столкнувшись пару раз с её братом в институте и получив пару раз по носу, он не решался явиться вновь.
Да и в прошлый раз юноша приходил не за тем, чтобы всё вернуть, а чтобы закрыть гештальт. Он не хотел больше продолжать, потому что всё ещё боялся развития отношений, боялся того, что придется меняться, подстраиваться… Однако всё равно решил поставить точку, так как незаконченность их истории его мучала сильнее. Но поступить так, как задумывалось не вышло, и Никита ещё сильнее погряз в болоте, потянув за собой и девушку. Может, он всё-таки любил её? Что заставило его изменить намеченный заранее план? Да, в нём вспыхнул огонёк. Но он бы, увы, горел недолго…
В апреле Максим и Михаил уже высадили кусты роз. Стоял апрель, и воздух прогрелся до такой степени, что странно было подумать, что только недавно правил на редкость холодный март. Юноши, развесив на ветки свои мокрые от пота куртки, по вечерам занимались поливом. Под деревом на сухой земле лежали мешки с перегноем, навозом, торфом и суперфосфатом[1]. У друга Максима, Гоши, был свой сад, который пестрел на славу с начала весны и до середины осени разнообразными цветами. Зорина, Элизабет, Паскаль, Николо Паганини[2]… сколько разных сортов сумел собрать его отец. Сын же продолжал это дело. Он с детства любил рассматривать в книгах по ботанике всевозможные виды растений. Гоша хорошо умел торговаться, но для давнего знакомого он не пожалел своих излюбленных красавиц и, конечно, не за бесплатно, продал несколько кустов.
Вторая волна цветения приходилась на июнь, если он выдастся достаточно тёплым, или на начало июля. Молодые люди глядели на зелёные кусты и представляли, как вся теплица заполнится бесконечным буйством красок, а воздух пропитается терпким запахом роз. Светлана вдохнёт его полной грудью, чары спадут, и она…начнёт снова видеть…
Обоим так этого хотелось, что они сами убедили себя в том, что именно теплица будет этим заветным лекарством.
Но до конца июня ещё было далеко. Дни медленно текли. Светлана вернулась из больницы в середине апреля, и вместе с этим стены дома вновь наполнились нежностью и красотой.
Но для девушки мир всё ещё оставался мутным и неясным…
Остаток апреля девушка отходила от операции. Это было последнее вмешательство со стороны врачей. Больше ничего нельзя было сделать. Оставалось только ждать. И верить в чудо.
На дорогу вышел май, потеплело. Проходили дожди, влага медленно высыхала на ещё недостаточно прогретом асфальте. Солнце только разыгрывалось, не тратя всех сил, ведь впереди у него была долгая и упорная работа – трудиться всё лето, исключая короткие перерывы на сон, когда его подруга Луна сменяла караул на небесном своде.
Уже с этого времени юноши начали думать над тем, как провести день рождения Светланы. И всё-таки, перебрав множество идей, они решились на одно дельце.
-А может, пикник? — предложил Максим после долгого обсуждения. -Я знаю одно место. С ребятами раньше в тех краях часто бывал. Там речка, деревьев много, почти везде тень…
-Хорошо бы… — кивнул Михаил. – Только вот согласится ли она так далеко поехать?
На их удивление девушка, услышав это, расцвела и, не раздумывая, согласилась. Конечно, первые её мысли были о том, что они окажутся одни на лоне природы, очень далеко от чужих глаз, мнений. Но позже, когда уже заверила всех, что будет рада поехать, задумывалась над тем, что кто-то может оказаться рядом и нарушить всё умиротворение. Как часы, пробивающие полночь и заставляющие бедную девушку бежать с бала, на котором была так счастлива, на котором смогла ощутить мгновение беззаботной радости.
-А вдруг я навсегда останусь такой… не могу же я всю жизнь сидеть на стуле и ждать смерти… Я тоже хочу веселиться… И плевать, что подумают остальные, — решила она.
И вот одним уже летним утром, когда земля достаточно прогрелась, а ветер мог согреть всё своим дыханием, Максим, Михаил и Светлана собрались в маленькое путешествие. Анна Сергеевна, несомненно, очень переживала насчёт этого, но виду не подавала, чтобы сыну и дочери не казалось, что они лишены самостоятельности. Она попросила Михаила следить за детьми в оба. Друг Максима, Вадим, заядлый куряка, но не менее заядлый подлиза, согласился подбросить их, так как тоже собирался встретиться на том же самом месте со своими товарищами по команде, чтобы пожарить шашлыки и поиграть в волейбол.
Побросав вещи, еду, молодые люди сели в машину. И всё-таки Светлана, как бы не старалась не обращать внимания, не могла стерпеть того, что на неё может смотреть кто-то ещё. Однако желание смочить ноги в прохладной воде, услышать её шум, погрузиться головой в природу, отвлекало от мыслей о том, что на неё презренно глядят. На самом деле Вадиму было всё равно. Он хотел лишь побыстрее добраться до места.
Стоит заметить, что Вадим оказался не так прост и услужлив. У него были свои цели. Он не сказал кое о ком Максиму и Михаилу. Некто должен был прибыть на то же место, куда ехали они. И очевидно кто. От волнения и стыда Вадим на протяжении всей дороги только и делал что курил. Одна сигарета сменялась другой. Некогда до предела набитая пачка оказалась через какое-то время почти пустой.
Все его сокомандники с недавних пор узнали всё о Светлане… Тот человек всё подробно рассказал про девушку, и чаще в его рассказах встречались нелестные высказывания. Не хочется пересказывать, о чём же он говорил… Ещё не хватало цитировать лжецов и лицемеров.
А его приятели стояли, курили, чокались друг с другом бутылками и слушали эту ахинею. Некоторые верили, некоторые делали вид, что верили. Никому не хотелось спорить с ним насчёт этого.
И теперь, рисуя у себя в голове с каждой секундой всё более реалистичные продолжения их одиссеи, Вадим беспокойно глядел на дорогу и всё сильнее сжимал руль, боясь представить, что может произойти.
Если бы Максим ещё занимался волейболом, входил в этот круг общения, он бы никогда не позволил, чтобы кто-то распускал слухи о его сестре, а уж тем более ни в коем случае не позволил случиться этому их путешествию даже при малейшей вероятности появления того человека. Но ни Максим, ни Михаил, ни Светлана ничего об этом не знали, поэтому были в самом прекрасном расположении духа. А Вадим знал, но этого было мало для того, чтобы остановиться и всё рассказать на чистоту. Ему будто хотелось досмотреть это представление, увидеть последнее явление постановки, так как все предыдущие он пропустил и слушал лишь рассказ о них. А ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Всё-таки интерес побеждал честность, так что Вадим продолжал жевать сигарету и жать на газ, с каждой секундой приближая своих попутчиков к месту их будущего «отдыха».
Наконец из-за лесной посадки показалась открытая голая равнина, поросшая свежей сочной травой. От сияния солнца она казалась такой яркой, что казалось, будто неосторожный пейзажист пролил всю банку своей зелёной краски на землю. Вода блестела, короткие волны набегали на сушу и, загребая мелкие песчинки своими мощными быстрыми руками, забирали их себе и уносили вдаль. Совсем недалеко, на лугу, уже цвели ромашки, полевой мак, одуванчики и лютики.
Машина остановилась под широкой ивой, качающей своими длинными волосами, которые едва касались земли, из стороны в сторону. Молодые люди вылезли из машины и вдохнули свежий чистый воздух.
«Будто это другой мир, — подумала Светлана, — другая атмосфера. И солнце палит по-другому, и, я чувствую, тут пышнее цветут растения. Здесь всё едино. Это одно целое, нерушимое. И даже дышать тут свободнее. Даже жалко ступать на траву, чтобы не раздавить маленьких жучков и муравьёв, мирно ползущих по земле и траве…»
Юноши выгружали из машины вещи, пока девушка стояла около дерева, которое щекотало её голые локти. Уже через некоторое время на землю был брошен толстый коричневый плед из верблюжьей шерсти, а поверх него небольшие мягкие подушки. На цветные картонные тарелки легли горячие, только утром приготовленные Анной Сергеевной бутерброды и ароматные свежие булочки из пекарни, в которую молодые люди решили заехать по дороге.
Когда машина стала уже не нужна, Вадим отогнал её подальше, туда, где только начинался спуск к долине и находилась волейбольная площадка. Остальные сели на тёплый плед и разлили по стаканчикам земляничный нектар. Глоток сладкого напитка… На языке осталась приятная кислинка. Растопленный сыр на бутербродах уже застыл, но не стал от этого хуже. Золотистая корочка хрустела от каждого укуса, крошки сыпались на плед. Помидоры брызгались соком, капли стекали по рукам. Пальцы время от времени тянулись к стопке из белых салфеток.
-Макс, пойдём сыграем? – подошёл Вадим. -Вспомнишь молодость. Идём? — пытался увлечь его юноша, крутя в руках мяч.
Светлана наощупь разгладила край пледа, выпрямилась, поправила выбившиеся волосы, смахнула крошки с подбородка и сказала:
-Да, идите. Мы посидим пока.
Максим бросил взгляд на неё и Михаила и забросил в рот большой кусок бутерброда.
-Эх, ладно, — полный рот не позволял говорить внятно. Он немного прожевал и продолжил, — а я-то совсем забыл, что есть такое «волейбол».
Молодые люди потащились к спортивной площадке по грязному песку, щедро заброшенному окурками. Вадим пригнулся под сеткой, юркнул на противоположную сторону, повертел в руке мяч и глянул на солнце, будто оно должно было дать ему команду.
-Думаешь вернуться? — спросил он.
Максим замялся и потянул:
-Думал об этом. Хотелось бы. Но попозже.
-Слушай, как видно, они сами неплохо справляются, — он кивнул в сторону ивы и подал мяч через сетку. — Ты всегда хорошо играл. Не думаю, что уже всё забыл.
-Я давно не играл, — Максим растягивал слова, так как полностью сосредотачивался на мяче, летящему ему в руки, — да, может, скоро и вернусь, нет времени думать об этом сейчас.
Он принял в сторону, отчего мяч полетел мимо Вадима.
-Эх, — вздохнул он и поплёлся за снарядом, — всему тебя учить заново придётся.
Вадим ударил правой ладонью и мяч снова оказался перед Максимом. Тот присел и напряг пальцы. У него создалось такое впечатление, будто он в первый раз делал это.
— Ну да, сноровку потерял, — прошептал сквозь зубы Максим.
И вновь мимо. Мяч ударился о столб, к которому крепилась сетка, и отскочил в лицо Вадиму. Благо его реакция сработала точно и незамедлительно.
-Ну ничего, — заключил однокурсник, вновь подбросил мяч и хлопнул по нему. — А раньше-то почти как Никита был.
Как только Максим услышал это имя, руки перестали его слушаться. Внизу удачно принять не удалось, отчего мяч больно ударился о запястье, отлетел далеко назад и наконец приземлился за спиной у горе-волейболиста. Кисти налились кровью и немедленно стали настолько горячими, что о них можно было обжечься. Максим взвыл. И больше не от боли, а лишь от одного упоминания этого человека.
-Не произноси при мне его имя, — прошипел он. — Его удача, что он ещё бегает по площадке, а то мог вообще никогда не увидеть волейбольного мяча.
Вадим, стоящий одной ногой на стороне Никиты, а другой — на стороне Максима, пытливо спросил:
-А мог не увидеть? Он, на мой взгляд, уж такого не заслужил.
-Он заслужил большего, — Максим остановился и заиграл бровями.
-Увы, я не знаю подробностей, — слукавил другой. — Но чем же он этого заслужил?
Тут глянул на него через сетку.
-Не скромничай. Ты всё сам знаешь. Думаешь, я такой дурак и не знаю, что он вам мог рассказывать? Хоть другом он мне никогда не был, мне хватило того времени, что я его знал. Я успел сделать выводы.
-Ладно. Я понял, — Вадим поднял руки, строя гримасу «сдаюсь». — Однако у меня не очень хорошие новости.
-Ооох, — Максим вздохнул и зашагал к мячу, который валялся в куче песка на краю площадки, — и какие?
-Наши сюда едут, с ними Никита.
-Чего-чего?
Максим подошёл к сетке.
-Почему ты сейчас мне об этом говоришь?
-А ты не спрашивал.
Максим обернулся и взглянул на сестру. Та непринуждённо о чём-то болтала с Михаилом, кусая белыми зубками булочку с клубничной начинкой, и даже не предчувствовала ничего плохого. Того, что могло испортить всю идиллию.
-Ты же всё знал. Зачем ты привёз нас тогда? И почему именно сегодня? — тут юноша закатил глаза, понимая в чём дело. — Это он? Он тебя подговорил?
-Так совпало. Совершенно случайно…
-Говори, подстилка! А я-то думаю, с чего такая щедрость! Ну!
-Со-впа-де-ни-е, — по слогам произнёс Вадим и достал из кармана новую пачку сигарет. — И кто из нас ещё подстилка? — он сорвал тонкую плёнку, вытащил одну никотиновую палочку и закусил её. — Сидишь с ней, как бирюк. Подкаблучник!
Максим пролез под сеткой и ударил по лицу юношу. Сигарета упала в песок к ногам Вадима.
-Ещё слово и я заставлю тебя эту пачку сожрать. Мяч я держу плохо, но вот кулаки у меня до сих пор рабочие, — он обернулся к иве, но тут же вернулся к юноше, — не смей нападать на меня. Ты один, а нас двое. И не какие Никиты тебе сопли не подотрут.
Михаил зашагал прочь с площадки по рыхлому, въедливому песку мимо футбольных ворот и баскетбольных колец по направлению к сестре и товарищу.
Когда он приблизился к месту их расположения, Светлана уже покончила с булкой и теперь запивала её чуть тёплым земляничным соком, постоянно вытирая подбородок белой салфеткой. Михаил устроился полулёжа и, опираясь на локоть одной руки, в другой держал ещё один бутерброд, откусанный пару раз.
-Ты уже? — услышав шелест травы, спросила девушка. — Как сыграли?
Максим обернулся на столбы с сеткой и протянул, пытаясь скрыть нервозность и потирая костяшки пальцев.
-Да так себе, теряю форму. Буду навёрстывать. Сдам сессию и летом начну всё заново. Может, и Мишу с собой потяну.
-Да я последний раз, — заговорил юноша, отрываясь от бутерброда и жуя кусок колбасы, -в волейбол в школе играл. И, кстати, хуже всех. Я больше по сидячим играм, шахматы там, шашки. В институте получил первый разряд.
-Ты чего, тебе по росту не положено горбится над доской, — усмехнулся молодой человек.
-Не люблю я это. Полностью согласен со словами Гоши из фильма «Москва слезам не верит»: «Я предпочитаю делать в своей жизни то, что я люблю, а не то, что модно, престижно или положено…», — делая акцент на последнем слове, процитировал он.
Максим бы начал отшучиваться, однако ситуация, которая разворачивалась, не давала ему пустить в ход любого рода шутки. Как бы он не отгонял от себя любые негативные мысли, всё равно в голову лезла всякая ерунда.
Ни много ни мало прошло с этого момента, как с трассы на просёлочную дорогу съехала машина марки Mazda оттенка красного перламутра и покатилась вниз к реке. Как только она встала, Вадим, ещё кружившийся с мячом около сетки, опустил его на землю и помахал друзьям руками. Андрей с сигаретой в зубах нажал на гудок, и мирная тишина нарушилась, будто сон уставших зверей, прикорнувших в норе, прервался от выстрела охотника.
-Кто тут? — подпрыгнула Светлана и стала вертеть головой.
Максим глядел на машину, злостно щурясь.
-Да какие-то, — вступил Михаил. — Но они далеко, не бойся. Подлить тебе? – он потянулся к пакету.
-Было так громко, — девушка опустила лицо и начал водить пальцем по коленке. – Да, такой вкусный. Надо будет домой ещё купить. Спасибо.
А Максим не сводил глаз с собравшейся шайки. Юноши вылезли из машины и пожали руки Вадиму. Тот, лишь к нему шагнул Никита, ткнул пальцем на компанию, расположившуюся в тени ивы, и протянул другу пачку.
-Не сегодня. Уже тошнит от них, — отвернулся тот от сигарет, торчащих веером из упаковки.
Максим почувствовал себя настолько униженным после этого мерзкого жеста, что мигом сорвался с места и понёсся к волейболистам, бросив напоследок:
-Я скоро вернусь. Скажу, чтобы не сильно нам мешали.
Он двигался очень быстро. Песок хрустел под ногами, ступни неглубоко погружались в сыпучие крупицы и немного тонули в них. Мелкие частички разлетались в стороны от каждого шага. Позади оставались длинные узкие следы. Секунда, и вот он уже стоял перед машиной, блестящей каждым своим миллиметром на солнце. Юноши выгружали из багажника мангал и картонные коробки с пивом. Никита присвистнул, завидев подлетевшую к ним фигуру, опустил бутылки на траву и начал:
-Ого, ничего себе! Ну теперь все точно в сборе.
Тот смотрел на его жалкий внешний вид: футболку и наспех зашнурованные кроссовки. У любого прохожего это бы не вызвало каких-то отрицательных эмоций, однако Максим был на пределе, и любая деталь, даже маленькая капля пота на лбу, послужила бы источником неприязни.
-Они и сами там хорошо устроились, — выглядывая из-за головы юноши, продолжил Никита, — Выпьешь с нами?
Он мерзко мигнул правым глазом, а потом оторвал крышку с коробки, взял бутылку за горлышко, достал её и, сжимая в руке, съязвил:
-За здоровье сестры, разумеется.
[1] Суперфосфа́т — минеральное фосфорное удобрение, содержащее гипс и другие примеси; обеспечивает развитие мощной корневой системы, ускоряет рост и цветение растений, созревание плодов
[2] Различные сорта роз
